— Вы так говорите, будто приговорены к пожизненному, — улыбнулся он.
— Нужно рассчитывать на худшее. Тогда не придется разочаровываться. Если поступит телеграмма — запишите, Мак Канн, — доктору Беннету: «Все в порядке. Не забудь переслать почту», как можно быстрее перебирайтесь через стену, как можно быстрее к дому — и огонь из всех калибров.
Не забудь переслать почту», как можно быстрее перебирайтесь через стену, как можно быстрее к дому — и огонь из всех калибров. Понятно, Мак Канн?
— Хорошо, — согласился он. — У меня тоже есть одна-две аналогичные мысли. Когда попадете туда, вам никто не помешает писать. Прекрасно. Пишите. Найдите возможность выбраться в «Беверли Хаус», я вам о нем рассказывал. Войдите. Кто бы с вами ни был, найдите возможность бросить письмо на пол или куда-нибудь. Никому не передавайте. После вашего ухода перевернут весь дом, но найдут. И я его получу.
— Дальше. У северного конца стены все время будут рыбачить парни. Если идти от дома, это слева. Там скала. Можете взобраться на нее и осмотреть окрестности. Вы ведь за стеной, и вам не помешают. Напишете другую записку, положите в маленькую бутылочку, побросаете в море камни и среди них бутылочку. А парни именно этого и будут ждать.
— Хорошо, — сказал я и налил ему. — Теперь только ждите телеграмму для Беннета и приводите своих мирмидонцев.
— Кого, кого? — переспросил Мак Канн.
— Ваших одаренных парней с пушками и лимонками.
— Хорошее название. Парням оно понравится. Ну-ка скажите еще раз.
Я сказал и добавил:
— И не забудьте сказать об этом доктору Беннету.
— Значит вы с ним до отъезда разговаривать не будете?
— Нет. И с мисс Элен тоже.
Он немного подумал, потом спросил:
— Вы вооружены, док?
Я показал ему свой 32 калибр. Он покачал головой.
— Вот этот лучше, док.
Полез под мышку и отстегнул кобуру. В ней был маленький пистолет с коротким стволом.
— 38 калибр, — сказал он. — Только броня выдержит. Держите свой прежний, а этот носите под мышкой. Носите всегда, днем и ночью. И прячьте. В кармане кобуры запасные заряды.
Я сказал:
— Спасибо, Мак, — и бросил его на кровать.
— Нет, надевайте и носите. К нему нужно привыкнуть.
— Хорошо, — сказал я. И послушался.
Он неторопливо выпил еще, сказал мягко:
— Конечно, есть прямой и легкий выход. Вам всего лишь нужно, когда сядете за стол с де Кераделем и его девчонкой, достать пушку и прикончить их. Я со своими парнями вас прикрою.
— Не знаю, Мак, — вздохнул я. — Честно, не знаю.
Он тоже вздохнул и встал.
— Вы слишком любопытны, док. Ну, что ж, действуйте по-своему…
У дверей он повернулся.
— Вы бы понравились боссу. Босс любит крепких парней.
И вышел. Я чувствовал себя посвященным в рыцари.
Написал короткую записку Биллу. Просто говорил, что когда принимаешь решение, отступать нельзя, нужно действовать, и поэтому с утра я буду в хозяйстве мадемуазель. Я ничего не написал о телеграмме: пусть думает, что это исключительно мое решение. Написал, что у Мак Канна есть для него важное сообщение, и если и когда он получит телеграмму от меня, это будет означать начало решительных действий.
И еще написал короткое письмо Элен…
На следующее утро я вышел из клуба рано — прежде чем доставили мои письма. Доехал на такси до Ларчмонта; незадолго до полудня был на пристани; там мне сказали, что меня ждет лодка с «Бриттис». Я нашел лодку. В ней оказались три человека, бретонцы или баски, трудно сказать. Странные люди, неподвижные лица, зрачки глаз необычно расширены, кожа желтовато-болезненная. Один из них взглянул на меня и лишенным выражения тоном спросил по-французски:
— Сир де Карнак?
Я нетерпеливо ответил:
— Доктор Карнак. — И сел на корме.
Он обернулся к остальным двоим.
— Сир де Карнак.
— Сир де Карнак. Пошли.
Мы проплыли сквозь стаи мальков и направились к стройной серой яхте. Я спросил:
— Это «Бриттис»?»
Рулевой кивнул. Прекрасный корабль, около ста пятидесяти футов в длину, шхуна, созданная и оснащенная для быстрого движения. Мак Канн усомнился в ее океанских способностях. Напрасно.
Мадемуазель стояла у верха трапа. Вспоминая, как я с ней расстался в последний раз, я испытывал некоторое замешательство. Я заранее подумал об этом и решил держаться как ни в чем не бывало — если она позволит. Способ, которым я спасся, сбежал из ее спальни, был вовсе не романтичным. Но я надеялся, что ее способности, адские или любые другие, не помогли ей восстановить картину моего бегства. Поэтому, поднявшись по трапу, я с в идиотским весельем заявил:
— Здравствуйте, Дахут. Вы прекрасно выглядите.
И это правда. Ничего от Дахут из древнего Иса, ничего от королевы теней, ничего от ведьмы. На ней щегольской белый спортивный костюм, и бледные золотые волосы не создают никакого ореола вокруг головы. Напротив, на голове у нее мудреная маленькая зеленая вязаная шляпка. Большие фиолетовые глаза смотрят ясно, и в них нет ни следа светло-лиловых адских искорок. Внешне просто исключительно красивая женщина, и не более опасна, чем любая другая красавица.
Но я знал, что это не так, и что-то говорило мне, что нужно удвоить бдительность.
Она рассмеялась и протянула мне руку:
— Добро пожаловать, Алан.