«Дева» отняла у меня Рольфа, он же Объект 1?4. Единственного моего друга среди подопытных. Я помню, чуть не сломал руку парню, который укладывал Рольфа в мешок. К счастью для пострадавшего я тогда только начал заниматься на Симуляторе и с «мальчиками» Бауэра. Боюсь, сейчас рукой бы он не отделался.
Я до боли сжимаю пристегнутые к подлокотникам «стула» кулаки. Оператор, сидящий за главным пультом тренажерного зала, дает максимальный ток.
Сквозь кровавую пелену и мелькающие на девятикратной скорости картинки, я вижу его издевательскую ухмылку за пластиковым щитом. Мерзкую желтозубую ухмылку Перье на гладком миловидном лице доктора Лидии Валентайн.
Я проснулся со сведенными судорогой мышцами. Будто действительно только что слез с тренажера. Последние секунды сна заставили меня передернуться. Что бы на это сказал господин Фрейд?
Были и хорошие новости — мне принесли еду. Ее, как всегда, просунули в лючок под дверью. Два аккуратных равных по размеру брикета.
Не знаю толком, что это такое. По вкусу напоминает измельченную и спрессованную бумагу. То еще удовольствие. Если бы не голод, ни за что бы не откусил ни кусочка. А так… они еще удивляются избытку шлаков у меня в дерьме.
Не успел я дожевать первый брикет, как снова заревела сирена. О?го?го, да сегодня день посещений! Кого же принесло на этот раз?
Пока дверь закрывалась я сделал серию глотательных движений. Спешил отчистить ротовую полость для радостного приветствия.
— Лидия, девочка моя, — я вскочил и, не задумываясь, пересек красную границу, вытягивая к ней свои лапы. — Как же я соскучился по тебе!
Доктор Валентайн нежно пожимает мои запястья очаровательными узкими ладошками. На ее лице непередаваемая, ласковая и отстраненная улыбка, за которую мы в свое время с Рольфом чуть не повыбивали друг другу все зубы. От нее в холодной белой комнате становится теплее.
— Как ты здесь, Крамер? — заботливо спрашивает она.
— Как на курорте, — беззаботно отвечает Крамер, стараясь не так заметно коситься на стройные щиколотки Лидии. — Правда, я никогда не был на курорте, но после лаборатории Проекта это больше чем курорт. Это рай, Элизиум, дорогая. Олимп. Не желаешь ли амброзии, кстати?
Я протягиваю ее второй, не надкушенный брикет. Лидия жемчужно смеется и тут же вновь становится серьезной.
С таким же бледным лицом и поджатыми губами она вскрывала труп Рольфа. Требовалось констатировать остановку сердца в силу естественных причин. Скальпель в ее изящной руке не дрожал.
— Ты все время шутишь, — тихо говорит она. — Даже?даже здесь. Ужасная комната, у меня от нее мурашки по коже.
К сожалению, мне визуально недоступны те места, по которым бегут мурашки. Я удерживаюсь от комментариев по этому поводу. Мы слишком давно не виделись, чтобы тратить время на выслушивание моих сальностей.
Мы слишком давно не виделись, чтобы тратить время на выслушивание моих сальностей.
— Да уж, — говорю я. — Здесь не «Хилтон». Но я и не напрашивался на ужесточенный режим содержания.
Она качает темной головкой. Мне нестерпимо хочется поправить ей прядь на виске, похожую на заблудившуюся запятую.
— Тебе не стоило убегать, Крамер.
— Не стоило пытаться убегать, — уточняю я. — Ну?ну.
Жестом я предлагаю Лидии присесть в моей спальной нише, сам опускаюсь на пол перед ней.
— А что мне было делать, милая? Сидеть и ждать, пока молодчики Перье придут и обкорнают мой прибор?
Она очаровательно краснеет. Я уверен, что для своих неполных тридцати лет, доктор Валентайн повидала достаточно «приборов». Как профессионально, так и частным образом. Вряд ли ее бросает в жар при каждом их упоминании. Однако ей успешно удается сохранять образ неопытной старшеклассницы. Особенно передо мной.
— Ты прекрасно понимаешь, что речь не шла о хирургическом вмешательстве.
Нам не стоило опять начинать этот разговор. Каждый раз не выходит ничего хорошего. Я слишком быстро завожусь.
— О, это в корне меняет картину, — ехидно замечаю я. — Как я мог забыть, никаких посягательств на мою анатомию. Один безобидный укол и, вуа?ля, старина Кремер сохраняет свою бесподобную потенцию и легендарные размеры. Он теряет лишь мелочь, не стоящую упоминания в приличном обществе. Сущий пустяк. Зато, теперь он сэкономит на противозачаточных средствах.
Лидия наклоняется вперед, сжимает вместе ладони.
— Пойми, пойми, — порывисто говорит она. — Это все делалось для твоего блага. В сложившийся ситуации стерилизации была, по сути, единственным выходом. Как ты не можешь этого понять?
Могу, Лидия. Могу, мой трогательный и нежный доктор. Более того, я даже знаю, что стерилизация была твоей собственной идеей. Уступкой давлению военных, желавших видеть меня или мертвым, или неспособным к дальнейшему воспроизводству. Они испугались.
Что их напугало? Вы будете смеяться — моя сперма. Выяснилось, что изменения, внесенные в мой организм препаратом «А», переходят по наследству.
Для них это означало одно. Я и другие подопытные, мы можем стать родоначальниками новой расы сверхсуществ. Боже, какой бред.
— Понять я могу, Лидия. Я не могу согласиться. Не могу согласиться с тем, что у меня может быть отнято право на потомство. Право, которым располагают даже белые лабораторные крысы. Это ты можешь понять?