Перье качает своей умопомрачительной лысиной из стороны в сторону.
— Ты не понимаешь, Крамер, просто не понимаешь, — бормочет он себе под нос.
Из кармана халата он извлекает старый, обмотанный синей изолентой диктофон. Щелкает кнопкой записи и переходит на французский. Понимаю я его вполне сносно, кроме некоторых специальных терминов. Повторить сказанное — увольте. Эти грассирующее мяуканье не для моей глотки.
— Опровергая предположение группы Вильсона, не наблюдается никаких отрицательных или хотя бы заметных признаков абстиненции.
Ввод препарата «А» был прекращен более двух месяцев назад. Однако до сих мной не был отмечен какой?либо регресс или?- многосложная абракадабра.
— Напротив, подтверждаются мои гипотезы о независимости «эффекта Перье» от таких факторов?- я опять перестаю его понимать, ловя на слух только словечко «подопытный». — Более того, даже не имея возможность провести полноценное тестирование, я утверждаю
— Профессор, — между прочим интересуюсь я. — А, что там предположила группа Вильсона?
Перье смотрит на меня помутневшим взглядом.
— Они утверждали, что эффект препарата «А» обратим. Назывался срок порядка девяти недель, — лягушатник осекается, и его несуществующие брови ползут наверх. — Ты?ты, что?понял все, что я сейчас говорил?!
— Более или менее, — скромно говорю я. — Слишком много там было всяких заковыристых словечек, знаете ли. Но общий смысл я уловил. Так, они имели в виду, что через девять недель после окончания опытов я опять превращусь в обычного
— Но ведь француский не входил в твою учебную программу! — восклицает Перье. — Каким же образом!?
— Терпение и прилежание, Франсуа, терпение и прилежание. Как вы нас учили. Я занимался самостоятельно. Благо вы частенько забывали ваши диктофон и записки где?нибудь на виду. А мне всегда нравился структуральный анализ.
Он вскакивает, хрустя изношенными суставами. Пятится от меня, как от призрака своего первого учителя биохимии. Тот, наверняка, лупил маленького Франсуа линейкой по лысеющей белой головешке.
Из левого его глаза выпала контактная линза. Он кроваво и подслеповато таращится на меня. Я невольно трогаю мой ошейник. Как бы дежурный офицер не принял эту пантомиму за угрозу профессору, и не начал играть с красной кнопкой.
К счастью все обходится. Под надрывный вой сирены профессор исчезает за дверью. Я вновь остаюсь наедине с собой и своим неутоленным голодом. Рези в животе разыгрались уже не на шутку.
Лишь маленький трофей, доставшийся мне от победы над яйцеголовым, немного смягчает эти мучения.
Профессорская ручка с титановым пером, которую я заботливо прячу от всевидящего ока телекамеры. Может быть, сподоблюсь как?нибудь написать завещание.
«Не имея ничего больше, всю мою шевелюру, а также зубы и гениталии от чистого сердца завещаю уважаемому профессору Франсуа Перье. Дабы и он смог наконец?то познать жизнь и найти в ней радость и удовольствие».
Лежа в своей нише, я пытался заснуть. Патентованный метод Крамера по борьбе с голодом.
В голову лезла всякая ерунда. Последней беседа с Лидией. Она убеждала меня быть послушным и обещала похлопотать обо мне перед Бауэром. Как мило с ее стороны.
Яркий свет пробивался сквозь мои сжатые веки. Это уже не бесило, как раньше. Можно привыкнуть ко всему. Даже к тому, что у тебя отобрали возможность спать, как спят все нормальные люди.
Я снова сидел на тренажере. У каждого из агрегатов было свое название, но я никогда не мог их запомнить. Вместо этого я придумывал им прозвища, подходившие к внешнему виду и назначению.
Устройство, к которому меня приковали на этот раз, с моей подачи звалось «электрическим стулом» или «каутеризатором». Жуткая штука, действительно напоминала инструмент казни. Браслеты на руках и ногах, обруч с контактами на голове. Куча оголенных проводов кругом.
Помимо этого к нашему стулу прилагались наушники и специальные очки с вмонтированным трехмерным дисплеем. Изображение и звук прокручивались со скоростью в пять?девять раз превышающей нормальную порог восприятия. Нас подстегивали коктейлем из стимулирующих препаратов и электрошока, чтобы мы воспринимали информацию в адекватном виде.
Не у всех получалось, конечно. При мне на «каутеризаторе» умерли двое.
Не у всех получалось, конечно. При мне на «каутеризаторе» умерли двое. Их тут же упаковали в белые пластиковые мешки с сухим льдом. Без особого пиетета. Впрочем, с нами не особо церемонились и при жизни.
Были и другие тренажеры, в чье назначение входило нечто большее, чем тупое втискивание информации в наши мозги. Не спрашивайте, что и как они делали. Все они, так или иначе, были похожи на плод средневековой фантазии СС — Сбрендившего Садиста, миляги Перье.
Самый мой частый кошмар после сидения на «каутеризаторе» это «железная дева». Поставленный на попа саркофаг, весь утыканный изнутри гвоздями?электродами, расположенными согласно хитроумным схемам китайских иглоукалывателей.
В саркофаге полагалось лежать не менее получаса, сразу после укола препаратом «А». Все это время безжалостная рука оператора повышала и повышала силу тока. Пока, в конце концов, ты не сворачивался орущим от боли клубком.