— Алеша, собирать с земли золото будет неудобно, дай же наконец мешок.
В полной тишине больше часа они смотрели, как из «ботинка изобилия» высыпался песок золотой. Даже немного устав, первым нарушил молчание Федор Федорович.
— Ну что, дело почти сделано, что скажешь, Алеша?
— Я думаю, хватит.
— Ну хватит, так хватит, — сказал Обувщиков, и все тут же прекратилось.
— Я не понял, а что это было?
— Самое обыкновенное волшебство, вот так! Унести сможешь, мешок тяжелый? Думаю, мне его не поднять.
— Полный мешок золотого песка – это мне?
— А кому же еще. Я слово свое сдержал. Ну и ты, будь добр, не подведи. Трать это золото на добрые дела. Все, хватит, не люблю долгих прощаний, забирай и уходи.
— Я не могу так взять и уйти!
— Почему?
— Не могу и все! Вы спасли мне жизнь, озолотили. А я возьму и просто так уйду? Не могу!
— Это добрый знак, Алеша, в тебе говорит совесть. А что такое совесть – это весть от Бога. Хорошо, я, решил, что ты для меня сейчас сделаешь, тебе это будет под силу, и совесть твоя будет спокойна. У меня есть заветная мечта. Нет, нет это не золото, не бриллианты и не жемчуг. Всю свою жизнь я мечтал купить у кондитера Шутова его фирменный торт. Мне он не продаст, даже если я брошу к его ногам этот мешок. Он просто со мной не станет разговаривать, хотя все мы люди. Но да Бог с ним. А вот ты для этого дела вполне подойдёшь. Купи у него этот торт, и мы в расчёте.
Через полчаса в пекарню Шутова пришел молодой моряк. Торговаться он не стал, и выбор его пал на белоснежный торт с винными вишнями. А когда покупатель ушел, изумленный кондитер еще долго не мог вымолвить ни слова – впервые в жизни за его товар расплатились чистым золотом. Небольшая горка золотого песка осталась на прилавке и все подмастерья, включая кондитера, до самого вечера боялись прикоснуться к этому сокровищу. На следующий день вышел в свет экстренный номер Пронской газеты, где эта сделка была подробно описана. Экземпляр той газеты, между прочим, до сих пор хранится в государственном архиве.
Впрочем, как бы ты не устал, мой читатель, но история на этом не заканчивается. Алексей принес торт, забрал золото, уже в дверях обернулся и спросил:
— Сына мне как назвать?
— Назовёшь его Федором, да-да непременно Федором Алексеевичем.
Как и кондитер Шутов, до самого вечера Федор Федорович боялся прикоснуться к торту своей мечты. Впрочем, нет ничего полезного в том, что такие желания сбываются. По нелепой случайности винная вишня попала в дыхательное горло, и в тот же день Федора Федоровича не стало.
* * *
С того знаменательного дня пролетело пятнадцать лет. Однажды по судоходной реке Проня в город с таким же названием, на собственном пароходе прибыл купец первой гильдии, миллионщик Алексей Павлович Аляскин. Как писала местная газета: «… дорогой гость, известный меценат появился не один. Сын Федор, дочь Маша и супруга миллионера были одеты по последней Парижской моде».
Земские власти расшиблись в лепешку, чтобы угодить представителю частного капитала. Встречали с хлебом-солью, с цыганами, на серебряном подносе ждала хрустальная рюмочка беленькой. Алексей Павлович, крепкий мужчина с курчавой бородой, пить наотрез отказался, отщипнул корку хлеба, макнул в соль, заплатил цыганам сто рублей, лишь бы замолчали, и только тогда произнес крылатую фразу:
— Готовы торговаться?
— Помилуй, батюшка, да что мы можем тебе предложить? Нет у нас ни нефти, ни золота, город наш провинциальный, доходный дом не поставишь. Так что… — местные чиновники развели руками.
— Да на кой мне золото! Давайте завтра обо всем потолкуем.
А о чем тут можно говорить, для всех жителей Пронска до самого утра оставалось главной загадкой. Как ни пытались местные прикинуть и так, и эдак, но не понимали, в чем может быть интерес купца Аляскина вложить свой капитал в их землю. Ее везде вон сколько продается за копейки, бери не хочу. И никто не берет. А он, хитрый бестия, видно секретом каким-то владеет, а иначе не в жизнь простой моряк миллионщиком бы не стал!
И что же вы думаете? На следующий день после долгих переговоров было принято решение. Купец Аляскин на собственные средства обязывался построить для нужд города:
Первое – больницу.
Второе – школу.
Третье – механический завод.
Четвертое – памятник. Кому? Это желание купца пока осталось в секрете.
И за все это купец первой гильдии, миллионщик Алексей Павлович Аляскин пожелал, чтобы вся старая обувь, которая только найдется в городе и в ближайшей окрестности была собрана в одном месте, под замком. Ключ был отдан ему, и оный ключ должен быть в одном экземпляре. Ну, что на это сказали местные мужики в трактире Трехгорного: «От бешенных денег, еще и не так рассудок помутится может».
Целую неделю Алексей Аляскин собственноручно производил ревизию старой обуви. После чего, не скрывая разочарования, отдал распоряжение: «Сжечь все!» А чего он там искал, так и осталось загадкой.
На окраине города стали выбирать место под строительство механического завода. Как никак, а рабочие места Пронску нужны позарез. Площадка оказалась просторной, ровной — то что надо, только мешал один огромный дуб, тут же было принято решение дерево спилить. А еще возле дерева находился старый заброшенный сарай, его тоже порешили разобрать и сжечь. Чей это был сарай, кто был его владельцем, так толком выяснить и не удалось. Пустовал он лет пятнадцать, не меньше, так что и хозяина у него не было. Когда стали пилить дерево, проснулись птицы, из небольшого гнезда их вылетело целое полчище. Лесорубы на такое диво только развели руками, но никак не могла сотня птиц поместиться в одном гнезде! В сарае ничего ценного найдено не было. Только старые газеты, алюминиевая посуда, и огромная куча шнурков. В пламени костра они горели и извивались, как маленькие змейки. Птичье гнездо сгорело, как порох, произошла такая резкая вспышка, что аж мужики перекрестились, всё сожгли за считанные часы, осталась только зола.