К своему глубочайшему удивлению Инга увидела между ними женское лицо!
Очень красивое, очень бледное лицо с тонким ровным носом и черными бровями вразлет. Капризно надутые губы. Ямочки на щеках.
Вместо волос змеи, с шипением открывающие пасти.
Вместо глаз ровное желтое сияние — как расплавленное золото в глазницах.
В золотых глазах не было зрачков. Но Инга чувствовала — они смотрят на нее.
То был очень недобрый взгляд.
— Кое в чем миф был неточен, — быстрым движением руки толстяк захлопнул крышку.
Инга успела увидеть оскал на бледном лице и яростный бросок змей.
Из черной коробки доносился глухой стук.
— Те, на кого смотрели эти глаза, превращались не в камень. Их кровь, кости, сухожилия, кожа становились золотом.
Он смотрел на коробку, в которой бушевала отрубленная голова.
— Не знаю, что чувствовали мои друзья, превращаясь в статуи. Но они кричали. А я сидел под столом, зажмурив глаза. Пока они не смолкли.
Он посмотрел на Ингу снизу вверх. Маленький смешной толстяк, с торчащей бородкой и плешью.
— Наконец, единственным звуком остался шум крыльев твари, искавшей меня. Меня
посетило озарение — она была слепа! Видеть ей помогали змеи, которые чувствовали
тепло. У меня было с собой крошечное зеркало из бритвенного набора. Глядя в него
на тварь, я достал бутылку с горючей смесью и кинул в нее. И выстрелил в бутылку, когда она была у нее над головой. Вот вам тепло!
— Должно быть, она обезумела от боли. И видеть тоже перестала. Я вылез из?под стола, достал саблю и обрубил ей крылья. А потом отрубил голову. Без сожаления. Я знал, что убиваю чудо. Чудовище. Именно так и должны поступать люди.
Он постучал указательным пальцем по пяти буквам, оттиснутым на боку черного ящика.
— СМЕРЧ. Смерть Чудовищам. СЧ. Это наш девиз, Инга. Это мы и есть.
Наверное, целую минуту они смотрели друг другу в глаза. Наконец, толстяк сказал:
— Пойдемте, Инга, я показал вам все, что хотел. И увидел тоже. Удивительно, но люди, приславшие вас сюда, не ошиблись. Вы действительно феномен.
Он повернулся и быстро засеменил прочь по проходу между стеллажами, заставленными остатками уничтоженных чудес. Инга поспешила за ним.
— Вы о чем? Не понимаю.
— Поймете, — толстяк искоса глянул на нее. — Некоторые вещи вам знать пока рано.
Больше он с ней в этот день не разговаривал. Вместе они вышли из Кунсткамеры, из кабинета и спустились на несколько этажей вниз.
Толстяк привел Ингу в спортивный зал, застеленный тонкими черными матами. Махнул кому?то рукой, похлопал ее по локтю и вышел.
По залу перетаптывались попарно юноши и девушки в узких белых халатах. Некоторые
были одеты в черные юбки и маски сеточкой. Эти каждую минуту громко кричали и со всей дури били друг друга деревянными палками. Те, в халатах делали вид, что у
них в руках палки и лупили воздух. Или просто боролись, с хаканьем падая на маты.
— А ты наша новенькая, да?
Перед ней стоял высокий, одного с ней роста парень в смешной черной юбке и сетчатой маске. В каждой руке у него было по палке с круглой рукоятью.
— Не вижу, с кем разговариваю, — угрюмо сказала Инга.
Парень хмыкнул, развязал ремешки на затылке и снял маску.
Лицом он был моложе своего голоса. Или так казалось из?за гладко выбритых щек и макушки. Уши у него были заостренные и оттопыренные.
Такие же, как у Инги. Стесняясь их, она часто носила косынку.
— Ну, теперь видишь, — улыбнулся он уголком рта. — А я вижу, что тебя сам Ростоцкий привел. Такая ты важная птица.
— Ты сам птица. Цапля. Одни ноги торчат.
— Кто бы говорил, — он улыбнулся шире.
— Я говорю. А кто такой Ростоцкий?
Улыбка ушла. Парень стал серьезен.
— Ростоцкий Михаил Семенович. Наш здешний кардинал. Знаешь, что такое кардинал?
— Не?а.
— Эх, всему тебя учить придется. Лови!
Инга схватила палку на лету, взвесила в руке. Ничего себе палка. Понятно, почему они в масках дерутся. Такой по лбу, себя не узнаешь.
— Это боккэн. Ближайшие полгода ты будешь выпускать его из рук только во сне.
— Дурацкое какое название. А тебя как зовут?
— Тоже по?дурацки. Эдуардом.
— А я Инга.
— Вот и познакомились. Инга?с?боккэном. По?моему чудно.
— Эдуард?цапля. Тоже ничего.
Эдуард засмеялся легко и беззаботно. Это был смех человека, который не умеет обижаться. Трудно было придумать черту приятней.
— У тебя на сегодня одно задание, — сказал Эдуард, когда Инга сняла обувь, и он
помог ей надеть маску и нагрудник. — Ударить меня боккэном. Хоть куда. Сегодня я не буду бить в ответ, только отбивать. Попробуй…
Инга без замаха ткнула его концом палки в живот. Недоговоренные слова вырвались изо рта Эдурда одним «пфффффф».
— Я могу идти? — невинно спросила Инга. — Раз задание выполнено.
Он выпрямился, потер живот. Поднял палку перед собой.
— Нападай. Исподтишка ты бьешь хорошо. Теперь давай в открытую.
Инга пожала плечами. Шагнула вперед, целясь в выставленное вперед колено Эдуарда?цапли. В уличной драке быстро усваиваешь — бить надо в доступные места. И легче, и больнее.
Зал обернулся вокруг нее. Вместо потолка стали черные маты. Палка Эдуарда больно уперлась под лопатку.
— Вставай. Еще раз.
Она встала. Поправила съехавшую маску.
— Ты сказал, что не будешь бить в ответку.