«Сухмет, — мысленно позвал Желтоголовый, — когда ты будешь готов?»
«Очень скоро, господин мой».
«А что происходит у конюшни?»
«На это я не могу отвлекаться».
В голосе восточника прозвучала такая усталость, что Лотар больше не стал отвлекать его от дела.
Колокольчики в сознании вдруг зазвенели громче. Цахор двинулся на орденцев, рявкнув низким, резким голосом с сильным горловым акцентом:
— Струсили, бараны? Я смотрю, вы и на воинов не похожи, странно, что до сих пор уцелели.
Самонадеянность противника была не самым проигрышным качеством для начала боя, поэтому Лотар сделал знак, и орденцы даже не стали окружать цахора, а чуть-чуть подались назад. Лотар сказал:
— Может, мы с главным договоримся и разойдёмся с миром?
Цахор сделал странное движение головой, словно пытался задрать подбородок.
— Я не позволю. Слишком много наших полегло. Вдруг Сухмету удалось сделать то, что он давно готовил, и все орденцы исчезли из видимого пространства. Это был примерно такой же трюк, которым когда-то давным-давно воспользовался Капис в Мираме, когда послал отряд наёмных убийц уничтожить Кнебергиша. Орденцы находились в том же месте, в том же пространстве, но в чуть сдвинутом времени и поэтому были не видны даже тренированному магическому глазу. И могли, безусловно, биться с противником, хотя это было нелегко и требовало определённой сноровки. Но орденцы, по-видимому, неплохо владели этим приёмом.
Лотар видел клинки, вспышками яростного стального блеска вырывающиеся в самый последний момент удара из ничего, из какого-то сгущения, которым вдруг обволок цахора самый воздух площади. Только вспышки клинков — и ничего больше. У цахора оставалось теперь так мало времени, чтобы сориентироваться, что он даже не успевал отбиваться от всех.
«Хорошо бы, — сказал сам себе Лотар, — они ещё могли отличить меня от цахора, а не то атакуют со всем пылом юности…»
«Они отличат тебя от него, господин, — тут же отозвался внутренний голос Сухмета, — не дураки же они в самом деле».
Лотар удержался от замечания на этот раз и бросился на цахора. Идти на него в одиночку было странно, но он переборол неуверенность, вдруг всплывшую в нём, и провёл проверочные выпады в полную силу.
Цахор попятился. Он оценил опасность, но резко менять место боя, раскрывая свою хитрость, не собирался. «А ведь он что-то прикрывает — то, что творится у конюшен, — подумал Лотар. — Что же это такое и где, наконец, Камазох?»
Желтоголовый попытался навалиться на цахора по-настоящему, но Капюшон довольно успешно отбивался от него, хотя и действовал не очень уверенно, больше сосредоточиваясь на атаках спрятавшихся в подвременье орденцев. И это было правильно. Лотар не успел обменяться с ним и десятком ударов, как возникающие из ничего клинки уже дважды чуть было не достали цахора. Он лишь в последний момент ушёл от них, не пытаясь даже отбиться.
Его техника была изумительна, его реакция превосходила человеческое понимание происходящего. Лотар почувствовал себя слабым и неуверенным новичком, пытающимся противостоять отменному мастеру. Примерно то же самое думал и цахор.
Примерно то же самое думал и цахор. Он вдруг сказал со своим лающим акцентом:
— А ты не так уж грозен, как говорят. Неужели ты в самом деле уложил почти всех наших?
И Капюшон неожиданно бросился в атаку, как таран, которым взламывают ворота крепостей. Лотар отбил половину его выпадов, от другой половины ушёл, но два раза его спасло чистое везенье. Оказывается, бывает и так, что непроизвольное, случайное движение вдруг спасает жизнь. Это неожиданно напомнило ему так давно и прочно забытое ощущение молодости, когда он считал, что любой поединок есть не только дело искусства, но и азартная игра, где случай решает, кому жить, а кому умереть.
Сейчас ощущение собственной уязвимости и власти случая снова вернулось к нему. Он ничего не мог с этим поделать. И хотя ему везло, он знал, что это должно кончиться. Потому что противник не разделял его отношения к бою как к игре, он собирался действовать наверняка и дожать Лотара до конца.
Лотар уже в который раз за последние дни почувствовал усталость, почувствовал, что противостоит чему-то, превосходящему его силы. И сразу усталость, отупение и покорность судьбе стали затоплять его сознание. Это грозило гибелью — такому противнику, как цахор, нельзя было подсказывать лучшее время для атаки. Капюшон начал решительные действия. Его выпады были точны и остроумны, его решения — парадоксальны, его движения были бы прекрасными, если бы Лотар ещё мог их воспринимать.
Но вдруг два или три меча одновременно вырвались из подвременья и вонзились в чёрную кожу комбинезона цахора с разных сторон, как бывает только во сне, когда одно превращается в другое, а ужас неожиданно сменяется облегчением.
Цахор упал, потом поднялся, но теперь он стоял как-то боком, словно был не способен больше твёрдо опираться на мостовую, и смотрел куда-то в сторону. Боль на несколько мгновений заслонила от него всё происходящее на площади, позволяя различать лишь то, что было перед глазами… «Тоннельное видение, результат болевого шока», — решил Лотар и шагнул вперёд.