Сухмет подхватил его, поднял на ноги и почти поволок в безопасное место. Они добрались до ближайших кустов, листья на которых почернели и скрутились, но, по крайней мере, не загорелись. Тут Сухмет отпустил Лотара и произнёс, вытирая пот:
— Всё, сюда она вряд ли доберётся. Она уже уходит.
— Куда… уходит? — спросил Лотар
— Куда-то вниз, к своей госпоже. Она решила, что должна уйти.
Лотар оглянулся. Цахоров не было видно. Раскалённые камни храма до середины стен погрузились в лаву и мерцали тяжёлым жаром. Пирамида стала маленькой, не выше обычной сторожевой вышки.
— Что тут будет?
Сухмет положил руку на плечо Лотару:
— Лужа остывшего камня. Это уже не важно. Важно лишь то, что их стало меньше. Лотар снова оглянулся.
— Ты уверен, что этого жара хватит?
Сухмет медленно, устало улыбнулся обожжёнными губами. От этого его лицо стало чуть более морщинистым и старым, чем обычно.
— Если этого не хватит, тогда я не знаю, что их вообще может остановить.
Лотар ещё раз оглянулся. Да, дело было сделано, жара Зод хватило. Цахоров тоже можно было убивать.
Глава 12
Сухмет сидел впереди в позе восточной медитации и был неподвижен, словно древняя статуя. Неровный, ворсистый, пахнущий грязью и какой-то экзотической травой ковёр-самолёт тёк по воздуху, переливаясь на воздушных струях, как плавучая водоросль. Иногда казалось, что усидеть на нём невозможно. Но под седалищем он слегка прогибался, получалось, что сидишь в ямке, и это помогало сохранять равновесие.
После битвы в храме и гибели четырёх цахоров с Южного континента прошло три дня, вернее, третий день подходил к полудню. А в нынешней ситуации это был огромный срок. И Лотар не знал — успевают они ещё или уже нет. Он только надеялся, что успевают.
С высоты даже не совсем спокойное море казалось абсолютно ровным. Иногда солнце отражалось от воды, словно огромное, туманное, светлое облако. Но теплее от этого не становилось. Встречный ветер пробирал до костей, даже Сухмет мучился насморком, а Лотар и вовсе уже не раз думал, что отдаёт Кроссу душу.
Раны не заживали или заживали так скверно, словно клинки цахоров были смазаны какой-то особенной дрянью. Те мутации, которые он попробовал было провести, чтобы побыстрее восстановиться, ни к чему не привели; даже рука, сломанная Зод, ещё болела. А когда он, отчаявшись, решил для тепла отрастить дополнительный слой плотной роговой ткани на своей груди и плечах, она сковала его таким панцирем, что он едва сумел от неё избавиться, и потом ещё целый день казалось, что он двигается как-то не так.
К тому же при постоянном встречном ветре практически невозможно было разговаривать. А Лотару так хотелось расспросить Сухмета, как ему удалось добиться, чтобы этот ковёр появился у них на рассвете следующего за поединком с цахорами дня.
Море неожиданно стало более мелким. Густая, со стальным отливом синева посветлела, оттого что солнце проникало теперь через всю толщу воды до самого песка. Лотар представил, что ему предстоит, и поёжился. Дело было очень трудное, и он вовсе не был уверен в успехе. Кроме того, он не знал, стоит ли вообще за это браться. Но Сухмет сейчас даже не задавал вопроса о целесообразности их поступков — он считал, что это единственный их шанс и его следует использовать.
Ночью, мучаясь болями выздоровления, Лотар вдруг подумал, не пора ли кончить свой путь под этими звёздами. Сухмет неожиданно вскочил, разжёг огромный, выше человеческого роста, костёр, вскипятил очень крепкий и замечательно вкусный чай, а потом вдруг произнёс, глядя на прозрачную пелену пламени:
— Ты ещё должен сделать главное, господин мой.
— А что может быть главным для меня?
Старик ушёл к пруду сполоснуть чайник, кружки и принести смоченные водой повязки. Он так ничего и не ответил.
Берег появился, как всегда бывает в ясный денёк на Северном море, из низкого серого облака. Обычно Лотар любил тот удивительный миг, когда кипа невесомого пара, пронизанная лучами преломлённого света, вдруг становится твёрдой землёй, обещая надёжную опору под ногами. Но сегодня он пропустил этот момент узнавания — слишком уж быстро летел ковёр.
Потом Сухмет стал ворочаться, собирая мешки, проверяя, не упало ли что от покачиваний. Как только он всё проверил, ковёр вдруг пошёл вниз. Скоро сделалось заметным волнение, а скалы на берегу выступили вперёд, как гребень зарывшегося в землю гигантского дракона. Теперь они полетели гораздо медленнее, и ветер уже не заглушал слова. Лотар тут же спросил:
— Как ты управляешь этим летуном, Сухмет?
— Я не управляю ковром, господин, я просто думаю, чего мне бы хотелось. И он делает. Это как во сне, но очень изматывает, сосредоточенность требуется предельная, иначе мы оба можем вывалиться на большой высоте.
Оказывается, не только из-за ветра Сухмет был в продолжение всего полёта так молчалив.
— Не очень удобная штука, — признал Лотар.
— Зато быстрая.
— А как ты её достал? Я спал, а когда проснулся, она уже была.
Сухмет рассеянно посмотрел на Лотара, мельком улыбнулся, даже не кивнув, как обычно, и ответил:
— Договорился со Студоей. Скоро ты её увидишь и сможешь сам поблагодарить.