— Боже мой, Корали, неужели мама позволяет тебе читать финансовые страницы в газетах? Просто невероятно!
— Привыкай, Антуан, это новое поколение! Так что тебя беспокоит?
Перерыв всю сумку, где лежал ворох книг, газет и каких?то бумажек, Антуан извлек оттуда отксерокопированную схему человеческого мозга в разрезе и положил на стол. Затем взял у Эдгара ручку «Mont Blanc» и стал показывать:
— Высшая нервная деятельность осуществляется корой, так? I
— Да… Что ты опять выдумал? К чему ты клонишь? Решил стать нейрохирургом? !
— Лобные доли, они вот здесь, — Антуан обвел интересующий его участок, — аккумулируют информацию о внешнем мире…
— Ну хорошо, Антуан.
Я врач, и ничего нового для меня тут нет. Все это давно известно.
— Ладно, — сказал Антуан, не отрываясь от схемы, — я подумал, что | ты мог бы удалить мне часть коры, например, какую?нибудь лобную долю, чтобы…
Эдгар ошарашенно уставился на Антуана, а тот как ни в чем не бывало заштриховывал на схеме области собственного мозга, подлежавшие удалению. Эдгар нахмурился. Корали сидела в глубине кабинета на диване и читала журнал про кино.
— О чем ты, черт побери? — резко спросил Эдгар, вставая со стула. -Я тебя не понял. У тебя крыша поехала, ты совсем одурел, или что?
— Я и рад бы совсем одуреть, — ответил Антуан очень серьезно, -это и есть моя цель. Я потому и прошу тебя…
— Ты хочешь, чтобы я сделал тебе лоботомию? — в ужасе перебил его Эдгар.
— Ну, наверно, хватило бы и частичной лоботомии, чтобы я все?таки не разучился зажигать спички и открывать холодильник, не будем повторять «Кукушку»… Впрочем, ты врач, сообрази сам, как лучше.
— Лучше всего отправить тебя в дурдом. Что с тобой?
— Нет?нет, все совсем не так, как ты думаешь… Я совершенно нормален и прошу об этом в здравом уме. Я тебе дам расписку. Ведь я не с бухты?барахты к тебе пришел. Это абсолютно осознанное решение. Я пробовал другие варианты, сразу говорю. Сначала пытался спиться, потом покончить с собой, но ничего не получилось.
— Ты хотел покончить с собой?
— Кошмар, полное фиаско. Не будем об этом.
Эдгар обошел стол и сел рядом с Антуаном. Он положил ему руку на плечо, полный сочувствия к самому старому, самому любимому своему пациенту, другу, можно сказать.
— У тебя депрессия? Что?то не ладится? — спросил он встревоженно.
— Да ничего не ладится, Эдгар! Но ты не волнуйся, я борюсь, стараюсь найти выход. Мне кажется, самое лучшее — это стать дураком.
-Что?
— У меня к тебе просьба. Опиши меня. Если бы ты стал кому?то рассказывать обо мне, что бы ты сказал?
— Не знаю… Что ты блестящий мальчик, умный, образованный, любопытный в обоих значениях этого слова, симпатичный, остроумный, немного разбросанный и нерешительный, беспокойный…
По мере того как педиатр перечислял качества своего друга, Антуан мрачнел, словно речь шла о тяжких болезнях.
— Это все страшно приятно слышать, во всяком случае должно быть приятно, но моя жизнь — чистый ад. Я знаю кучу идиотов, совершенно безмозглых, набитых предрассудками, непрошибаемых, упертых кретинов, которые счастливы! А у меня скоро будет язва и уже есть несколько седых волос… Я не хочу больше так жить, не могу. Я долго и дотошно изучал свой случай и пришел к выводу, что мое неумение приспособиться к жизни происходит от ума, строптивого и вредоносного. Он не дает мне покоя, я не в состоянии с ним справиться, из?за него я как дом с привидениями — мрачный, опасный, пугающий, одержимый распоясавшимся духом. В меня словно вселился бес, и этот бес — я сам.
— Даже если у тебя типичный случай горя от ума, я все равно не могу сделать то, о чем ты просишь. Как врач не могу — это противоречит всем законам медицинской этики. А как друг — не хочу.
— Я больше не в силах думать, Эд, ты должен мне помочь. Мой мозг бежит марафон каждый день, каждую ночь, он безостановочно вертится как белка в колесе.
— Очень тебе сочувствую, но не могу. И вообще, я не понимаю, ты замечательный, оригинальный, ты сам не знаешь, как тебе повезло. Тебе нужно научиться жить, оставаясь собой. На какое?то время, пока ты не придешь в себя, не преодолеешь свое теперешнее состояние, мы найдем способ сделать так, чтоб тебе жилось полегче.
— Чтоб мне жилось полегче, я должен стать идиотом.
Тебе нужно научиться жить, оставаясь собой. На какое?то время, пока ты не придешь в себя, не преодолеешь свое теперешнее состояние, мы найдем способ сделать так, чтоб тебе жилось полегче.
— Чтоб мне жилось полегче, я должен стать идиотом.
— Это идиотизм.
— Значит, я на правильном пути. Неужели никак нельзя изъять у меня часть нейронов? Существует же банк органов, банк крови, банк спермы, значит, должен существовать и банк нейронов, так? Те, у кого их слишком много, могли бы поделиться с теми, кому не хватает. К тому же это была бы гуманитарная акция.
— Увы, такого не существует.
— Ну что же мне делать, Эд? Что со мной будет? Почему я не такой, как все? Я хочу жить обычной жизнью, хочу пошлого мещанского счастья, хочу быть обывателем. Муравьем в муравейнике.
Продолжая говорить, Антуан что?то рисовал на листочке со схемой; вокруг мозга он изобразил множество муравьев и отдельно одного большого, якобы похожего на него самого.