— Я знаю, как твое имя.
Поговорили.
— Зачем ты меня спас? — Прервала я тишину, впрочем, не очень-то и рассчитывая на ответ.
Он, все-таки открыл глаза. И я вновь наткнулась на глубокий, холодный взгляд. Он молчал, разглядывая меня, словно диковинку. Да что ж это такое: кто он, и, почему при взгляде на меня у него в глазах мелькает желание меня придушить. Я машинально, попыталась отползти подальше, но сдаваться не собиралась и повторила вопрос:
— Зачем ты меня спас?
Он продолжал внимательно рассматривать меня. И тут до меня дошло, что от церемониального платья, в котором я была на посвящении, остались только лиф и длинные лоскутки, которые совершенно не прикрывали моего тела.
И кружевные белые трусики из моего мира, вместо шортиков-панталончиков, которые носили барышни в этом.
Мамочки! И я одна в лесу. С мужчиной. Добычей которого я вполне могу считаться.
Все эти мысли видно крупными рунами были написаны на моем лице, потому что я удостоилась не только и ответа, но и ироничного смешка.
— Меня попросили. — И его лицо вновь стало каменным, а взгляд холодным.
Нет, так просто ты от меня не отделаешься. Я должна знать, я должна понимать, что происходит. И кто рядом со мной: друг или тот, кто просто воспользовался ситуацией.
— Ты мог не выполнить просьбу.
И вновь пауза (мне что, слова из него клещами вытягивать), тяжелый вздох, и ответ. И в голосе появляется странная дрожь, а его кулаки яростно сжимаются.
— Я не мог не выполнить эту просьбу.
— Почему? — я не отвожу от него настойчивого взгляда и чувствую, как меня начинает колотить от сгущающегося напряжения.
И он решается, и я уже не знаю, хотела ли я слышать этот ответ.
— Потому что мое имя Альдер Саре. И Тереза, старшая жрица храма, попросившая меня — моя мать.
А у меня перед глазами встает картина: он оттесняет плечом одну из наставниц и встает слева от Терезы, прикрывая ее своим мечом.
О стихии!!!
Тонкая, хрупкая, изящная Тереза Саре. Старшая жрица храма танцовщиц стихий, моя наставница, женщина, за одобрительный взгляд которой я готова была танцевать хоть с самой смертью — его мать.
Как больно! Как тяжело и тоскливо.
Эта женщина умирая, во второй раз подарила мне жизнь.
И я не выдержала. Слезы хлынули из моих глаз, я по-звериному завыла, пытаясь криком вырвать из себя ту сжигающую боль, то осознание потери, что нахлынули на меня.
Она ушла. Они ушли. Мои милые подруги, девчонки, с которыми мы десять лет постигали искусство танца. С кем делили трудности и победы, с кем вместе мечтали и шалили.
Они ушли. А я продолжала жить. Дышать, сомневаться, надеяться. Зачем мне все это, если их больше нет.
Мне было все равно, как отреагирует мой спутник. Мне было все равно, ударит от меня, придушит, бросит в лесу. Я знала только одно — жить с такой болью я не смогу.
Но он сделал то, чего я никак не могла ожидать от него. Он рывком поднял меня с земли, прижал к себе. Он гладил меня по волосам, шептал что-то, успокаивая.
Я почувствовала, как рыдания начинают сотрясать и его тело, но он все также крепко прижимал меня к своей груди и все также продолжал что-то шептать срывающимся голосом.
Не знаю, сколько все это продолжалось. Но как только мои рыдания начали затихать, он отстранился. Ладонью вытер мое мокрое лицо, и, закинув меня на плечо, тронулся в путь.
Сил сопротивляться у меня не было. Впрочем, как и идти самой.
Слава стихиям, наш путь был не долог. Как только солнце поднялось к полудню, лес поредел и показался широкий тракт.
А на выходе из леса нас уже ждали. Я была в сознании, но с трудом реагировала на происходящее. Машинально отметила, что встречающих было трое, и они были очень похожи на Альдера.
Четверка лошадей паслась неподалеку. Один из мужчин перехватил меня и я почувствовала волны целительной магии. Второй подал моему спутнику бутыль с водой, и они отошли в сторону коней, о чем-то тихо разговаривая. Потом напоили и меня. Я еще осознавала, что меня усаживают верхом, судя по ощущению все той же магии, в седло к тому же магу, что принял меня у Альдера.
Я еще осознавала, что меня усаживают верхом, судя по ощущению все той же магии, в седло к тому же магу, что принял меня у Альдера. И сознание вновь уплыло в успокоительную даль.
* * *
Третье возвращение было более приятным. Я лежала на кровати, на приятно пахнущих чистых простынях. На мне была длинная, явно с плеча взрослой женщины, ночная рубаха. И судя по ощущениям, пока я была в беспамятстве — меня вымыли. Не знаю, кому за это сказать спасибо, но даже если это был и сам Альдер, никаких моральных неудобств от этого факта я не испытывала.
Но если с окружающим пространством было все более менее благополучно, то физическое состояние явно оставляло желать лучшего. Сил не было. Причем, их не было вообще. Такой беспомощной я себя никогда еще не чувствовала. А учитывая, что в больничном крыле я была частой гостьей (последствия налаживания дружеских отношений со стихиями), с чем сравнивать у меня было. Ко всему прочему у меня явно была температура.
В комнате был сумрак. Занавеси большого окна были открыты — за окном был вечер. Вот только какого дня?