Мэри восхищенно смотрела на него:
— О, расскажи мне о своих приключениях. Я ведь почти не бывала в космосе, только раз летала в Луна-Сити.
— Обязательно, — пообещал он, — когда-нибудь. А пока я льщу себя надеждой, что ты все-таки поведаешь мне, как ты ухитряешься сохранять такую внешность. Ведь тебе, сестренка, никак не дашь твоих лет.
— Надеюсь. То есть конечно, не дашь. А вот о том, как это делается, я почти ничего не знаю. Гормоны, симбиотика, манипуляции с железами и немного психотерапии — что-то в этом роде. Подобные меры приводят к задержке старения членов Семей, а внешние признаки можно уделить косметически. — Она помолчала. — Когда-то они считали, что напали на секрет бессмертия, на подлинный фонтан Вечной Молодости. Но это оказалось заблуждением. Старость просто откладывается… и укорачивается. За девяносто дней до конца — первое недвусмысленное предупреждение, а затем смерть от старости. — Она вздрогнула. — Конечно, многие не хотят дожидаться печального итога. Две недели на установление точного диагноза, затем — эвтаназия.
— Вот дьявольщина! Ну нет, я с такой судьбой не смирюсь! Когда старуха с косой придет за мной, ей придется тащить меня силой, а я буду брыкаться и вырываться изо всех сил.
Мэри смущенно улыбнулась:
— Мне нравится, когда ты так говоришь, Лазарус. Я никогда не позволила бы себе вести такие разговоры с человеком младше меня. Но твой пример вселяет в меня оптимизм.
— Мэри, мы еще переживем многих из них, не волнуйся. Кстати, о собрании: я не в курсе дела, я ведь совсем недавно вернулся на Землю. Этот парень, Ральф Шульц, в самом деле знает, что говорит?
— Наверное, да. Его дед был выдающимся человеком, да и отец тоже.
— Я думал, ты знаешь самого Ральфа.
— Немного. Он один из моих внуков.
— Приятно слышать. Выглядит он намного старше тебя.
— Ральф решил, что ему больше всего приличествует внешность сорокалетнего, вот и все. Его отец был двадцать седьмым моим ребенком. Ральф должен быть — дай-ка я подсчитаю — о, по крайней мере на восемьдесят или девяносто лет моложе меня. Но, несмотря на это, он старше многих моих детей.
Но, несмотря на это, он старше многих моих детей.
— Ты много сделала для Семей, Мэри.
— Они для меня тоже. Мне нравилось растить детей и полностью использовать все преимущества своих тридцати лет. Я имела все, что только могла бы пожелать. — Она снова вздрогнула. — Я знаю, почему я так боюсь, — я очень люблю жизнь!
— Постой! Я думал, что мой ободряющий пример и мальчишеское зубоскальство излечат тебя от подобного уныния.
— Ну… в чем-то ты мне, несомненно, помог…
— М-м-м… послушай, Мэри. А почему бы тебе не выйти замуж еще раз? И не завести новых сорванцов? Тогда у тебя не будет времени для страхов.
— Что?! Это в мои-то годы? Лазарус, да ты просто шутник!
— А что тут такого? Ты ведь моложе меня.
Она некоторое время изучающе смотрела на него.
— Лазарус, ты что, делаешь мне предложение? В таком случае попрошу выражаться яснее.
Он взволнованно вздохнул:
— Подожди, не нужно спешить. Я ведь говорил так, в общем. Я не гожусь для семейной жизни. В самом деле, всякий раз, когда я женюсь, жена буквально заболевает от отчаяния, потому что я вечно где-то скитаюсь. Нет, я совсем не то хотел сказать… Ну, я имею в виду, ты очень хорошенькая и все такое… любой мужчина с радостью…
Она остановила его, подойдя к нему и прикрыв ему губы своей ладонью. Лукаво улыбаясь, она сказала:
— Я вовсе не хотела смущать тебя, кузен. Впрочем, может быть, и хотела — мужчины становятся такими забавными, когда подозревают, что их пытаются заманить в сети.
— Ну ладно, — хмуро буркнул он.
— Забудь об этом, дорогой. Лучше скажи мне, какой план они, по-твоему, изберут?
— На этой сходке?
— Да.
— Конечно же, никакой. Они не придут ни к какому решению. Мэри, комитет — это единственная известная форма жизни с сотней желудков и без малейшего намека на мозг. В конце концов кто-нибудь, у кого есть своя голова на плечах, заставит их принять его план. Правда, вот не могу сказать, каким он будет.
— А какой образ действий ты бы сам предпочел?
— Я? Никакой. Мэри, если мне за предыдущую пару веков и довелось твердо узнать что-то, то это следующее: ничто не вечно под луною. Войны и депрессии, Пророки и Общественные Договоры — все проходит. Вся загвоздка в том, чтобы пережить их.
Она задумчиво кивнула:
— Ты, пожалуй, прав.
— Конечно, я прав. Только через сто лет начинаешь понимать, какая чудная штука — жизнь. — Он встал, потянулся. — А теперь юноша был бы не прочь чуток вздремнуть.
— Я тоже.
Квартира Мэри находилась на последнем этаже. При желании потолок можно было сделать прозрачным. Мэри отключила его непроницаемость, убрала освещение, и теперь они сидели в темноте, созерцая панораму звездного неба. От него их отделял только тонкий слой невидимого пластика. Потягиваясь, Лазарус поднял голову, и взгляд его задержался на любимом созвездии.
— Странно, — удивился он, — такое впечатление, что в созвездии Ориона появилась четвертая крупная звезда.
Мэри взглянула вверх:
— Это, наверное, звездолет Второй Экспедиции к Центавру. Посмотри, движется он или нет?
— Трудно сказать без инструментов.