— Что ж, — думал Джонас, — когда в следующем году его отдадут другой Семейной Ячейке, мы все равно будем с ним видеться, ведь он будет частью коммуны. Если бы его удалили, мы бы его больше не увидели. Никогда.
Те, кого удаляли, — даже Младенцы, отправлялись в Другое Место и никогда не возвращались в коммуну.
В этом году Отцу никого не пришлось удалять, и Гэбриэл мог бы стать его единственной неудачей. Но и Джонас, хотя он не возился с ребенком, как Лили и Отец, был рад, что Гэбриэла оставили.
Первая Церемония началась вовремя, и Джонас смотрел, как Младенцы — один за другим получали имя и Семейную Ячейку. Для кого-то они становились первыми детьми. Но часто Семейная Ячейка поднималась на сцену с ребенком — сияющим от предвкушения получить маленького брата или сестру, как сиял и Джонас, когда ему было Пять.
Эшер ткнул Джонаса в бок.
— Помнишь, как мы получили Филиппу? — спросил он громким шепотом.
Джонас кивнул. Это было в прошлом году. Родители Эшера очень долго не подавали прошения на второго ребенка.
Джонас подозревал, что им было так трудно справляться с непоседой-Эшером, что они просто тянули время.
Двое из их группы, Фиона и другая девочка, Tea, тоже получали в этом году ребенка и сидели с родителями. Но такая разница в возрасте детей встречалась редко.
Когда Церемония получения детей закончилась, Фиона заняла свое место в ряду перед Эшером и Джонасом.
— Он очень милый, — шепнула Фиона, обернувшись. — Только имя мне не нравится.
Нового брата Фионы назвали Бруно. Это конечно, не такое замечательное имя, как, скажем, Гэбриэл, подумал Джонас, но тоже ничего.
Аплодисменты публики, которые и так сопровождали каждое Называние, стали просто оглушительными, когда одна из пар, светясь от гордости, получила ребенка по имени Калеб.
Этот новый Калеб был ребенком-заменой. Его родители потеряли своего первого Калеба, когда тому было Четыре. Гибель ребенка случалась очень-очень редко. Жизнь в коммуне была исключительно безопасной, каждый считал своим долгом опекать всех детей. И тем не менее Калеб ухитрился остаться без присмотра и добраться до реки. Он утонул. Вся коммуна исполнила Церемонию Потери. Целый день они произносили имя Калеба, все реже и тише, пока к концу этого печального и такого длинного дня не затихли совсем, и вместе с именем постепенно исчез из их сознания сам маленький Калеб.
Теперь, на этом особом Назывании, коммуна исполняла Церемонию Замены, произнося это имя впервые со дня потери: сперва тихо и медленно, а затем все громче и быстрее. Калеб спал на руках у Родителей, которые так и стояли на сцене. И казалось, что тот, первый Калеб вернулся.
Другого новорожденного назвали Роберто, и Джонас вспомнил, что Старого Роберто удалили совсем недавно — на прошлой неделе. Но никакой Церемонии Замены не было. Удаление и Потеря — разные вещи.
Он честно отсидел Церемонии Двухлетних, Трехлетних и Четырехлетних, как и каждый год, ужасно скучных. Затем перерыв на обед — его подавали на улице — и снова на место, смотреть на Пятилетних, Шестилетних, Семилетних и, наконец, на последнюю в этот день Церемонию Восьмилетних.
Джонас с улыбкой смотрел, как Лили гордо шагала к сцене, как она стала Восьмилетней и получила соответствующую форму. На пиджаке, который она будет носить весь этот год, были маленькие пуговицы и, впервые, карманы — знак того, что она уже может сама следить за своими вещами. Лили с торжественным видом прослушала строгий свод правил и обязанностей для Восьмилетних, в который входили и часы добровольной работы. Но Джонас видел, что сестра, хоть и кажется сосредоточенной, мечтательно глядит на ряды блестящих велосипедов, которые завтра утром вручат Девятилетним.
«Еще год, Лили-Били», — подумал Джонас.
Все очень устали, и даже Гэбриэл, которого Отец принес из Воспитательного Центра, всю ночь спал спокойно.
И вот наконец наступил день Церемонии Двенадцатилетних.
Теперь Отец сидел в зале рядом с Матерью. Джонас видел, что они, как и положено, хлопают Девятилетним, которые один за другим спускались со сцены — каждый со своим велосипедом, на каждом велосипеде — блестящая табличка с именем.
Джонасу и его родителям не очень-то понравилось, когда Фриц, их сосед по дому, получив велосипед, немедленно врезался в трибуну. Фриц был ужасно нелепым и рассеянным ребенком, его постоянно отчитывали. Провинности его были не такими уж серьезными — ботинки не на ту ногу, ошибки в классной работе, неудачный диктант. Но каждая такая ошибка свидетельствовала о невнимательности родителей и нарушала порядок и успешность всей коммуны. Джонас и его родители опасались, что новообретенный велосипед, скорее всего, будет постоянно валяться на дороге у их дома.
Наконец Девятилетние вернулись на свои места — велосипеды они вывели на улицу и аккуратно поставили возле Лектория, чтобы забрать их вечером. Обычно все подтрунивали над Девятилетними, возвращавшимися домой.
Обычно все подтрунивали над Девятилетними, возвращавшимися домой. «Хочешь, покажу, как ехать? — кричали им друзья постарше. — Ты же в первый раз на велосипеде!» Но улыбающиеся Девятилетние, которые, нарушая Правила, неделями тайно тренировались, невозмутимо крутили педали, ни на секунду не теряя равновесие, так что дополнительная пара колес никогда не касалась земли.
Следующими были Десятилетние. Довольно скучная Церемония — Джонас считал ее пустой тратой времени. Все сидели и смотрели, как детям делают положенные по возрасту стрижки. Девочкам отрезали косы, а мальчикам — длинные детские пряди, теперь у них будет более строгая короткая прическа с открытыми ушами.