Сейчас же важно — от кого сквозит?
От бабки?
От дедки?
От внучки?
От сучки бен-Джучки? — или кто там еще дергал за ботву в детской сказочке «Брюква-Великан»?!
По мнению дотошной задницы, выходило, что от внучки, — и это был первый случай в жизни Ташварда-Гюрзеца, когда здравый смысл отстранял чутье и выразительно крутил пальцем у виска.
Когда времечко придет. Бить надобно не сильно, а вовремя.
Сейчас же важно — от кого сквозит?
От бабки?
От дедки?
От внучки?
От сучки бен-Джучки? — или кто там еще дергал за ботву в детской сказочке «Брюква-Великан»?!
По мнению дотошной задницы, выходило, что от внучки, — и это был первый случай в жизни Ташварда-Гюрзеца, когда здравый смысл отстранял чутье и выразительно крутил пальцем у виска.
От лядащенькой пацанки? Стыдись, инструктор…
Недели полторы назад, во время сессии, у Ташварда состоялся конфиденциальный разговор с хаким-эмиром. На данный момент — по всему видать! — с покойным хаким-эмиром. Но тогда глава мектеба пребывал в добром здравии и имел честь намекнуть Гюрзецу: его отставка и последующее предложение занять пост начальника охраны в «Звездном часе» были отнюдь не случайны. Мектебу требовался доверенный человек, на которого можно положиться в разных… очень разных и зачастую специфических случаях. Вы меня понимаете, господин Ташвард? Я вас понимаю, господин хаким-эмир. В смысле не столько понимаю, сколько догадываюсь. Или не догадываюсь. Вы-то сами себя понимаете?
Стоя под взбесившимся небом внутри мутного кокона, в компании хайль-баши, сотрудников мектеба, выродков из «Аламута», внучек с бабками, пьяницами и козами — не считая прочих, отнюдь не лучших субъектов, — Гюрзец топорщил усы и убеждался в предусмотрительности хаким-эмира.
Случай и впрямь получался специфический. Что ж, каждый за себя, один Творец — против всех. А Ташвард — не Творец и не каждый. Он, Гюрзец, господин инструктор, выкинутый из училища волею кретинов сархангов [32] в дорогих мундирах, словно сточивший клыки пес, — из училища, где он честно учил мальчиков ломать чужие шеи и не ломать свои! — снова ощутил себя востребованным. Попав в окружение, он выведет взвод… нет, иначе! — он превратит случайных людей во взвод и выведет вверенных ему судьбой ополченцев к своим с наименьшими потерями. Да, обязательно с наименьшими потерями. А пока — пускай себе тешатся адреналином в крови и игрой в демократию.
Если кто-то не желает быть ополченцем или, упаси Творец, отказывается считать себя рядовым, это не имеет в сложившейся ситуации никакого значения. Абсолютно никакого.
Глава седьмая
Хабиб
Дрожь рук — а вдруг?!
Доктор Кадаль пребывал в растерянности. Жуткое, выворачивающее наизнанку состояние, в последнее время ставшее чуть ли не привычным.
Словно разлив сорвавшегося с цепи половодья подхватил скромного хабиба и понес, повлек в неизвестность, а мимо, кружась в водоворотах, неслись события последних дней: глянец лица со шрамом под глазом, насмешливый экран Иблисова детища, безумие ит-Сафеда, маньяк с винтовкой, захваченный автобус, пьяный угар в Озерном пансионате — и вот небывалое, невозможное, о чем хорошо читать в беллетристике, удобно откинувшись на спинку кресла и временами прихлебывая крепкий кофе…
Кадаль мог только моргать и следить, как события проплывают мимо, норовя ударить твердым и скользким боком.
Один желтый листок он даже сумел ухватить, зажав в кулаке, — фотографию надима-безумца, — и теперь искренне недоумевал: зачем?!
А эта женщина все щелкала выключателем, словно огнивом, в надежде высечь-таки искру и запалить трут…
Зачем?
— У вас свечи есть?
Это громадный хайль-баши.
Интересно, где он был, представитель законной власти, когда маньяк превращал в кровавые куклы посетителей «Розария» или мерзавцы-террористы расстреливали мирных пассажиров?!
Небось отчеты составлял, пером скрипел в тиши кабинета… Ишь, брюхо наел!
— У меня есть.
Внизу, в каптерке. Принести?
Это молодой охранник.
Жвачку жует, молокосос. Зуб на зуб не попадает, а туда же! Прикажи такому стрелять — будет стрелять: даже не поинтересовавшись в кого.
— Да-да, Усмар, сделайте одолжение. Мы вас подождем.
Это женщина с металлическим голосом и глазами из горящего льда. Бросила терзать выключатель. Хватило ума. Боже, Творец-с-сотней-имен, мы все помешались, такого попросту не может быть, а мы, вместе того чтобы оглядеться, одуматься, трепыхаемся насаженными на булавку гусеницами, мечтаем превратиться в бабочек, но сталь уже пронзила нас насквозь. Только насекомые не чувствуют боли, я точно знаю, у них отсутствуют соответствующие рецепторы — жрущей нектар осе можно потихоньку отрезать брюшко и она продолжит жрать вхолостую, а заметит неладное, лишь попытавшись взлететь и не сумев… Потом сдохнет — безболезненно.
Свет.
Робкий огонек свечи… второй… третий.
Оказывается, Усмар уже вернулся.
Тихо, Кадаль, тихо, здесь тебя лечить или успокаивать некому — тебя просто сгрузят в угол и накроют ноги чужим пиджаком, как бесчувственному надиму.
Тихо…
Что говорит эта женщина?
— Мне трудно объяснить вам ситуацию, господа: во-первых, потому что я сама почти ничего не понимаю, во-вторых, потому что вы не обладаете специальными знаниями. Но после обвинений, выдвинутых надимом Исфизаром… попытаюсь. Ответьте мне для начала, господин хайль-баши: знаете ли вы, что у вашего племянника Валиха практически все планеты Септенейра находятся в одном доме?