— Ты чего? — прошептала она.
Я не могла выдавить из себя ни слова.
Он умер.
Все кончено.
— Слушай, расскажешь через минутку, когда папа пустит воду. Ложись в кровать, я вон чая принесла. Давай.
Она поставила кружку, помогла мне подняться, отвела в кровать.
Чай я пить не смогла, мне даже дышать удавалось с трудом — по всему телу разлилось черное отчаяние. Через минуту-другую хлопнула дверь спальни, в душе потекла вода.
Бритни подвинулась под одеялом, положила ладони мне на ноги.
— Теперь можно говорить, но только давай потише. Что случилось-то?
— Он погиб, да? Я все слышала. Его больше нет.
Слова выходили какие-то увечные, смазанные, но Бритни сумела понять.
— Да нет же, балда, это тот, другой.
— Что?
— Второй парень, которого они арестовали. Папа сказал: здоровенный и весь в татуировках.
Так значит Татуированный?
— На него в камере что-то нашло, он принялся крушить все вокруг. Они ввосьмером стали его утихомиривать, а он взял и помер.
— Помер?
— Пока непонятно: то ли кто-то его ударил, то ли у него просто случился сердечный приступ. В общем, в полицейском участке полный дурдом. Папа был одним из восьмерых, и его временно отстранили от работы.
Татуированный, не Жук. 11122009.
— Бритни?
— Да?
— А ты знаешь, когда это случилось? В котором часу?
Незадолго до полуночи. В самом конце папиной смены.
Качнувшийся мир медленно вставал на свое место. Земля выскользнула у меня из-под ног, ход вещей перестал подчиняться правилам, а теперь все возвращалось к привычной действительности: скверной, даже кошмарной, но привычной. Числа — реальность. Жук жив, но ему осталось всего три дня.
— Ты в порядке?
— Да, вроде того.
— Тебя пожалеть?
Я не ответила, но она все равно придвинулась и обхватила меня руками. Я одеревенела, она, наверное, почувствовала это, но не отстранилась.
— Все хорошо, — сказала она. — А будет еще лучше. Давай, глотни чаю.
Она передала мне кружку — горячий сладкий чай, я давно не пробовала ничего такого вкусного. Я выпила всё до последней капли, а потом мы легли, свернулись на разных краешках постели, соприкасаясь ногами. Чай меня успокоил, а голова была набита так, что думать уже не было никакой возможности. Вот теперь я почувствовала, как вымоталась. Ощущала, как по телу прокатываются волны сна.
— Бритни? — тихо позвала я в темноту.
— М-м?
— Спасибо.
— Да ладно.
— Я серьезно.
— Заткнись и спи.
Последние слова заставили меня улыбнуться, я будто услышала свой собственный голос. И тогда я заснула — мгновенно, без сновидений, и на несколько часов оказалась очень далеко от этого мира, от часов, неуклонно отсчитывающих секунды: тик, тик, тик.
26
Я нашарила будильник, поднесла к глазам. Почти половина седьмого. Снаружи еще темно, но скоро начнет светать. Я поерзала под одеялом, пытаясь понять, как там мои травмы.
— Проснулась? — прошептала Бритни.
— Да.
Честно говоря, чувствовала я себя паршиво. Да, я крепко проспала несколько часов, но усталость не прошла, голова кружилась.
— Нам совсем, совсем нельзя шуметь.
— Ладно.
Спали мы не раздеваясь, так что просто встали в темноте и крадучись пошли вниз.
— Я первая, чтобы не встревожить Рея.
Что еще за Рей?
Она приоткрыла кухонную дверь, я услышала ее шепот. Так, выходит, все-таки ловушка. Я могла бы и сразу догадаться, что таких чудес не бывает. Все и всегда предают. Я окинула глазами коридор. Еще можно выбраться через парадную дверь.
— Порядок, входи. — Бритни поманила меня в кухню.
Я еще раз посмотрела на парадную дверь, но какой-то внутренний голос твердил: этой девчонке можно доверять. Подошла к квадратику света, обозначившемуся в дальнем конце коридора. Бритни стояла в кухне согнувшись и держала за ошейник огромного пса, здоровенную лохматую немецкую овчарку. Животные — это не ко мне.
Животные — это не ко мне. Своих у меня, понятно, никогда не было, и я совсем в них не разбираюсь. И вообще не просекаю, с какой радости некоторые с ними возятся, да еще и разговаривают. Бред, да? Они просто не понимают, что животные — другие, не похожие на нас, не люди.
— Закрой за собою дверь, — прошипела Бритни. — Это Рей, папин служебный пес.
Блин! Угораздило — заперта в комнатушке два с половиной на три метра, рядом с гребаным полицейским псом.
— Он тебя вчера тоже искал, правда, Реюшка? Ну вот, а теперь нашел, да? Умница. Поздоровайся с ним, — обратилась ко мне Бритни, — тогда будет порядок.
— Привет, — сказала я, пытаясь не смотреть псу в глаза и вообще его не злить.
Бритни сдавленно хихикнула:
— Да нет, не так, погладь его. По холке, не по голове. Давай, тогда он поймет, что ты своя.
— А он меня не укусит?
Бритни улыбнулась и качнула головой.
Я подошла поближе, опасаясь, что пес подскочит и схватит меня за руку своими здоровенными зубами. Медленно, медленно нагнулась, положила руку на шерсть у начала шеи, задержала ее там. Под шкурой я чувствовала его крепкое тело, теплое, полное жизни, а сама шерсть оказалась просто невероятной, такой чистой и мягкой. Можно было подумать, что я трогаю рукой льва. Я чуть пошевелила рукой.
— Привет, Рей, ты хороший пес.
Слова вышли такими же деревянными, как и движения. Рей понюхал мою ногу, а потом стремительно, даже агрессивно потерся огромным твердым носом о мои джинсы, едва не свалив меня с ног.