Игорь миновал целующуюся парочку напротив дома Александра Сергеевича и свернул в Староконюшенный переулок. Здесь было темно, но он знал здесь каждый камень — уже год, как Корсаков жил в выселенном доме. Вот и старый двор, окна пялятся в ночь пустыми рамами.
Игорь открыл скрипучую дверь, прислушался. Первый этаж давно облюбовала компания бомжей. Иной раз до утра гуляют, но сейчас было тихо: то ли упились до беспамятства, то ли просто спят, набив за день ноги хождением по дворам.
Год назад, когда Игорь и еще несколько художников собрались устроить в доме сквот — общежитие творческих личностей, старожилы решили проверить их на вшивость. Но художник нынче пошел крепкий — и выпить не дурак, и подраться, если приспичит. После нескольких баталий будущие соседи выпили мировую и с тех пор друг друга не трогали. Менты из «пятерки» — отделения милиции «Арбат», смотрели сквозь пальцы на самовольно въехавших жильцов, правда, при этом не забывая забирать свою долю от художественных промыслов. За год сквот прекратил свое существование — в доме остались только компания бомжей и Корсаков с соседом, Владиславом Лосевым — тоже считавшим себя художником.
Корсаков проверил дверь в подвал — там он хранил несколько картин, из тех, которые были ему особенно дороги, и поднялся на второй этаж.
Корсаков проверил дверь в подвал — там он хранил несколько картин, из тех, которые были ему особенно дороги, и поднялся на второй этаж. Ощупью нашел скважину замка — единственного дверного замка во всем доме, открыл дверь и облегченно вздохнул. Наконец?то дома. В короткий коридор выходили двери трех комнат, но лишь одна была более менее приличная — закрывалась и даже запиралась. Там Корсаков и жил вместе с Владиком. Рисовать Владик не умел совершенно, но по его теории нынче это и не требовалось.
— Мое дело — изобразить что?то несусветное, а знатоки объяснят, что я хотел сказать своим полотном.
В общем- то он был прав, хотя давно миновали благословенные времена, когда любой, кто мог держать в руке кисть, имел шанс выгодно продать свои «таланты». А Владику и кисть была не нужна -он работал, в основном, шпателем и ценность его картин измерялась количеством израсходованной краски.
Игорь распахнул дверь. Комната была перегорожена облезлой китайской ширмой, на стенах висели картины в самодельных рамах. На полу горели свечи. В нос ударил плотный запах травки. За ширмой вполголоса переговаривались. На гвоздях возле двери висело кожаное женское пальто и армейская куртка Лосева. Корсаков закрыл дверь, скинул ботинки и прошел к своему лежбищу — пружинному матрацу на полу под окном, возле которого кучей были навалены законченные картины. Сбросив куртку, он повалился навзничь, совершенно обессиленный.
— Это кто к нам пожаловал? — спросили из?за ширмы.
— Я пожаловал, — проворчал Игорь. — Влад, выпить нету?
— Увы, мой друг. Даже чай кончился, — Владик выглянул, с сочувствием покачал головой, — и денег нету, вот что самое обидное.
— Есть деньги, — раздался женский голос, — кто пойдет?
— Привет, синичка, — сказал Корсаков, — давно прилетела?
— Давно. Так кто пойдет? Деньги в кармане, в пальто.
— Я — пас. Ноги не держат.
Владик, голый, как грешник в аду, прошлепал к двери, порылся в карманах пальто и выудил кошелек. Раскрыв его, он освидетельствовал наличность и разочарованно свистнул.
— Здесь же баксы… Где их сейчас разменяешь?
— В «пятерке», — пробормотал Корсаков. — Менты сотню, как полста обменяют и не чирикнут. Пойдешь?
— Не, — покачал головой Лосев, — я им должен уже. Отберут «зелень» — и с концами. А я виноват, если клиент не идет? — обиженно спросил он.
— Ох, — страдальчески закряхтел Корсаков, — ну что ж мне, сдохнуть теперь?
— Анют, может ты сбегаешь? — спросил Владик.
— Еще чего, — Анюта, тоже нагишом, выскочила из?за ширмы, отобрала кошелек и засунула его в пальто, — на меня и так половина отделения слюни пускает. До утра доживете, не в первый раз.
Корсаков с ленивой завистью посмотрел на них. Молодые, стройные, животы плоские. У Анютки грудь хоть и небольшая, но высокая, хорошей формы, у Влада… м?да…, тоже все в порядке. И я таким был десять лет назад. Игорь равнодушно отвернулся. Плохие симптомы, старичок, если на обнаженную женщину ты уже смотришь с безразличием.
Аню несколько дней назад притащил Владик с какой?то выставки, где пытался договориться с устроителями насчет вернисажа. Оба были веселые, поддатые и, не обращая на Игоря внимания, устроили за ширмой шумную любовь. После этого Анюта стала появляться в доме часто, перезнакомилась со всеми обитателями и внесла в жизнь вольных художников чуточку домашнего тепла. Совсем маленькую чуточку, на которую способна девятнадцатилетняя девчонка, не умеющая толком ни готовить, ни убирать, ни разговор поддержать, но все же своим присутствием смягчившая полудикие нравы обитателей дома.
Поначалу она смотрела на художников, как на небожителей. Лосев долго уговаривал ее позировать ему и однажды Анюта согласилась.
Она целый день позировала Владику за ширмой — стеснялась Игоря. Владик работал сосредоточенно, почти не отвлекаясь на пиво. По всей комнате валялись выдавленные тюбики из?под красок, перекатывались пустые пивные бутылки, в воздухе плавал дым от бесчисленных сигарет — Владик, когда работал, себя не щадил. Когда портрет был готов, он, скромно отойдя в сторону, пригласил подругу взглянуть.