— Скажите ей, что я недостаточно окреп для столь дальнего путешествия.
— Но в пути вы наверняка почувствуете себя лучше, — возразил граф, отмечая взором тяжелые гобелены, которыми герцог приказал завесить все окна. Время близилось к полудню, но в комнате по-прежнему царил свет масляных ламп, а воздух казался влажным, затхлым и словно кишел отголосками давних воспоминаний.
Время близилось к полудню, но в комнате по-прежнему царил свет масляных ламп, а воздух казался влажным, затхлым и словно кишел отголосками давних воспоминаний.
Хоукмун потер шрам на лбу, где некогда красовался Черный Камень, глаза его горели лихорадочным блеском, и он похудел настолько, что одежда висела на нем, словно влажные тряпки. Он стоял, опустив глаза на стол, где высился сложнейший макет прежней Лондры, с тысячами башен самых безумных форм и очертаний, соединенных лабиринтами туннелей, благодаря которым жители города могли никогда не видеть солнечного света.
И граф Брасс не удержался от мысли, что герцог сам заразился от побежденных страхом дневного света. Он бы ничуть не удивился, обнаружив, что Хоукмун стал, подобно жителям Империи Мрака, носить какую-нибудь причудливую маску.
— Лондра очень изменилась с тех пор, как вы видели ее в последний раз, — промолвил он. — Я слышал, там снесли все башни и повсюду посадили цветы… А на месте туннелей и переходов разбили парки и тенистые бульвары.
— Охотно верю, — без всякого интереса отозвался Хоукмун. Отвернувшись от графа Брасса, он принялся выводить полк гранбретанской кавалерии за стены города. Похоже, он отрабатывал тактическую ситуацию, в которой Империя Мрака одержала бы победу над графом Брассом и прочими служителями Рунного Посоха. — Должно быть, это очень.., красиво. Но я предпочитаю помнить Лондру такой, какой она была в прошлом, — голос его внезапно сделался резким и неприятным. — Тогда, когда ваша дочь погибла под ее стенами.
Граф Брасс изумленно поднял брови. Неужто это упрек? уж не обвиняют ли его в сообщничестве с теми, кто убил Иссельду? Но он предпочел не обращать внимания на этот бред и произнес:
— Но разве путешествие само по себе не может стать для вас радостью? В последний раз, когда вы были в Лондре, там высились одни лишь развалины. Но теперь вокруг вновь все цветет и благоухает.
— У меня много дел, — возразил Хоукмун. — Важных дел.
— Каких еще дел? — почти грубо перебил его граф Брасс. — Вот уже много месяцев, как вы не выходите на воздух.
— Ответ где-то здесь, — сухо парировал герцог Кельнский. — В этих макетах. Должен быть способ отыскать Иссельду.
Граф Брасс содрогнулся.
— Она мертва, — произнес он вполголоса.
— Она жива, — шепотом возразил Хоукмун. — Она жива, но где-то далеко отсюда.
— Но ведь однажды вы уже согласились со мной, что не существует никакой жизни после смерти, — напомнил граф своему Другу. — К тому же неужто вы и впрямь решитесь вернуть к жизни призрак? Или вам, действительно, достаточно видеть перед собой лишь тень прежней Иссельды?
— Да, если я не смогу отыскать ее живую.
— Вы любите женщину, которая давно умерла, — ровным, отсутствующим голосом промолвил граф Брасс. — И любя ее, вы влюблены в саму смерть.
— Но что мне остается любить в жизни?
— Многое. Вы откроете это для себя, если отправитесь со мной в Лондру.
— У меня нет ни малейшего желания видеть Лондру. Я ненавижу этот город.
— В таком случае сопровождайте меня хотя бы часть пути.
— Нет, мне вновь начали сниться сны. И в грезах своих я стал ближе к Иссельде… К ней и к нашим детям.
— Не было никогда никаких детей, вы придумали их, вы сами создали их в своем безумии.
— Нет, прошлой ночью мне снилось, будто меня зовут совсем иначе, хотя я по-прежнему оставался самим собой, у меня было какое-то чужое имя, очень древнее. Имя, какое могло существовать еще до Тысячелетия Ужаса. Джон Дейкер, так меня звали. И Джон Дейкер отыскал Иссельду.
Заслышав этот бред, граф Брасс почувствовал, как на глаза его наворачиваются слезы.
— Все эти рассуждения, эти мечты, они принесут вам одни лишь страдания, Дориан. Вы не утешитесь, а будете мучиться все сильнее с каждым днем. Поверьте мне. Я говорю правду.
— Я знаю, что вы желаете мне добра, граф Брасс. Я уважаю вашу точку зрения и верю, что вы искренне хотите мне помочь.
Я уважаю вашу точку зрения и верю, что вы искренне хотите мне помочь. Но я прошу вас смириться с тем фактом, что помочь вы мне не в силах. Я должен продолжать свой путь. Я уверен, что он приведет меня к Иссельде.
— Ладно, — промолвил граф с состраданием. — Я готов это принять, но по-прежнему убежден, что путь этот приведет вас только к смерти.
— Если и так, то здесь не о чем тревожиться. И Хоукмун, повернувшись к графу, уставился на него столь пристально, что у того по спине невольно пробежали мурашки, а сам он поспешил отвести взор от этого исхудавшего бледного липа, на котором горели безумным огнем глубоко запавшие глаза.
— О, Хоукмун, — только и мог вымолвить он. — Хоукмун…
И, отвернувшись, без единого слова он направился к дверям и вышел из комнаты.
А за спиной у него раздался пронзительный бешеный вопль Хоукмуна.