Во время собраний рабочей группы, куда по?прежнему входили филологи, Де Витт все чаще заговаривал о том, что они могут найти на Альтаире.
«Наша страна сразу сможет сделать гигантский прыжок в будущее, — с пафосом объявлял он, победоносно поглядывая на молчаливого Кристенсена. — Наше ведущее положение на Земле будет закреплено во веки веков. Да что там Земля!.. Если цивилизация Ллорна погибла, а это скорее всего так, то над многими планетами Галактики могут вскоре появиться звездно?полосатые флаги. Америка была долгие годы Новым светом на Земле; справедливо и символично, если новые миры будут открыты нашими колумбами…» И так далее, и тому подобное. Кончал же свои напыщенные монологи Де Витт всегда одинаково: «Но сначала мы разберемся с нашими противниками здесь, на своей планете».
Эти речи никому не нравились, однако никто их не принимал всерьез. Никто, кроме Кристенсена.
Файрли выходил после таких совещаний с больной головой, но, усаживаясь за свой рабочий стол, заставлял себя забыть о неприятных мыслях. «В конце концов, это не мое дело, — говорил он себе. — Такого маньяка, как Де Витт, к звездам наверняка не пустят. Его энергия и пробивные способности хороши для постройки звездолета, этим все и ограничится. И слава богу, кесарю кесарево…»
Однажды ночью Кристенсен послал за ним.
Была поздняя ночь, и уставший Файрли уже собирался лечь в постель, как вдруг в дверь вежливо постучали. Это был личный секретарь Кристенсена. Извинившись, он начал что?то невразумительно бормотать о срочной проблеме, которую невозможно решить по телефону, и только личное присутствие доктора…
Тихо выругавшись, Файрли вновь стал натягивать брюки.
На улице его ждал джип. Ежась от ночного холода, филолог уселся на заднее сиденье. Машина рванулась с места и помчалась в другой конец базы, где находилась резиденция Кристенсена. Предчувствия у Файрли были самые неприятные. Ночной вызов сулил перемены, которых он терпеть не мог. Они всегда несли с собой малоприятные хлопоты, а то и серьезные неприятности.
Кристенсен встретил ученого на пороге своей квартиры. Таким Файрли его еще никогда не видел — в мятой пижаме, с небритыми обвисшими щеками и мутными глазами. От руководителя «звездного проекта» пахло, как из пивной.
— Ага, вот и наш юный друг пожаловал, — непослушным языком пробормотал Кристенсен и, сбросив одежду с кресла, предложил гостю сесть.
— Вы… вы плохо себя чувствуете? — растерянно спросил Файрли, усаживаясь на краешке кресла.
— Наоборот, я чувствую себя замечательно! Просто я пьян… в стельку пьян… Хотите тоже от души надраться?
— Нет, нет, благодарю, — поспешно отказался Файрли. Ему было не по себе.
— Хм?м?м… — пробормотал Кристенсен, презрительно поглядывая на него сверху вниз. — Ну конечно, куда вам, яйцеголовым чистоплюям… Из вас один только Спеер похож на мужчину, но он тоже сегодня что?то рано скис… А вы… маленький книжный червячок с незамутненными детскими глазками и накрахмаленной совестью… Хотите я скажу вам кое?что, а? Ручаюсь, вы сейчас откроете свой розовый ротик и завопите как баран на бойне!
— Мистер Кристенсен! — резко сказал Файрли, поднимаясь. — Вы слишком много себе позволяете…
— Ничего не много, а в самый раз, — захохотал Кристенсен и заставил его вновь усесться. — Не обижайтесь, Файрли, вы мне нравитесь… Потому я вас и пригласил — уж очень хочется вас порадовать.
— Чем же это?
— О?о… Замечательная новость, чудесная… вы ее заслужили своими славными трудами во имя науки и полковника Де Витта. Нет, не так: во славу Де Витта и уже потом — во имя науки.
— Ничего не понимаю, — сердито сказал Файрли. — При чем здесь Де Витт?
— Все очень просто, доктор.
— Ничего не понимаю, — сердито сказал Файрли. — При чем здесь Де Витт?
— Все очень просто, доктор. Гленн хочет включить вас в состав экспедиции… Ха?ха, славная шутка, верно? Вам небось такое и во сне не снилось?
— Экспедиции? Какой? — тупо спросил Файрли. Его сердце сжалось от неприятного предчувствия.
— Как это «какой»? — удивился Кристенсен. — Неужели не ясно? Той самой…
И тогда Файрли вдруг все понял.
Кристенсен сочувственно посмотрел на него и пошел, покачиваясь, к столу. Налив из бутылки полный стакан виски, он сунул его в руку окаменевшему Файрли.
Тот, не глядя, осушил стакан до дна и даже не поморщился.
— Ну что, испугались, доблестный рыцарь Пера и Подтяжек? — с иронией спросил Кристенсен, усаживаясь в соседнее кресло. — Наложили в штанишки, а?
— Да… испугался, — откровенно ответил Файрли, сглатывая слюну. — Но почему… почему меня?..
— А кого же еще? — добродушно сказал Кристенсен, закуривая. — Вы самый молодой из вашей четверки филологов… а нам нужен переводчик. Боган — старая, заслуженная развалина. Лизетти умер бы со страху во время старта, да и здоровье у него… не того… Спеер хорош, да только толст как боров и пьет, словно генерал в отставке. Где ему раздобудешь виски там, на Альтаире? Я уже не говорю про баб. Он нам такой контакт с братьями по разуму устроит…
Кристенсен расхохотался.
Файрли негодующе посмотрел на него; сейчас ему было не до шуток.
— Ну какой из меня переводчик? Да я еще и двух слов по?ванриански связать не могу.