Когда австрийцы затерялись в толпе, он быстро собрал этюдник, сложил мольберт, однако уйти не удалось — коллеги решительно потребовали обмыть сделку. В результате, Корсаков притащился домой, в особняк, в третьем часу ночи, на бровях и, игнорируя домогательства Анюты, чмокнул ее в нос и упал на кровать. Он еще слышал, как она возмущенно фыркнула, и провалился в тяжелый сон, обернувшийся под утро кошмаром…
Допив сок, Игорь прошел в ванную комнату. Две недели, после въезда в новое жилище, рабочие восстанавливали канализацию и водопровод, под присмотром Анюты ставили все удобства, какие положены в современной квартире: эргономичный унитаз, биде, душ и даже джакузи, о которой Корсаков мечтал с тех пор, как побывал у Анюты дома, в Митино.
Ванная сверкала зеркалами и никелем и производила на знакомых Игоря неизгладимое впечатление, что было и понятно — знакомые, в основном, ютились в выселенных домах, затерявшихся в Арбатских переулках и такие удобства видели разве что в кино.
Анюта вообще взялась за обустройство квартиры с присущей ей энергией, хотя и без особой выдумки: в спальне, помимо кровати с балдахином, стояла теперь стереосистема, подавлявшая своими размерами, половину одной стены занимал плазменный телевизор. Игорь с трудом отвоевал место возле окна для мольберта. Окно должны были сделать на днях — поставить тройной стеклопакет, а пока Анюта закрыла его фанерой.
— Пусть в спальне будет интимный полумрак, — сообщила она.
— Мне нужен дневной свет для работы, — возразил Корсаков, — и потом, при свете трахаться гораздо интереснее. Лет двадцать, по крайней мере, мне не надоест смотреть на тебя.
— А потом? — Анюта подбоченилась, с вызовом глядя на него.
— Зависит только от тебя: поменьше пива, картошки, сладкого, и ты прекрасно сохранишься для истории. И для меня тоже, кстати.
Однако фанеру на окне пришлось оставить, правда, днем Корсаков ее снимал, но после сегодняшней ночи решил твердо: пусть за окном хоть дождь, хоть град, а воздух будет свежий, насколько это возможно в центре Москвы.
Еще когда только Анюта взялась обустраивать их гнездышко, Игорь заметил ей, что сколько барахла не принеси, когда придут выселять, все выкинут, а скорее, даже не выкинут, а растащат. Анюта, усмехнувшись, успокоила, заявив, что Сань?Сань, как она называла отца, выкупил половину особняка у прежних владельцев. Половину Кипра выкупил, а теперь за Москву взялся, с некоторой гордостью за родителя, сказала она. При случае Игорь решил поинтересоваться, как Александр Александрович связался с владельцами, поскольку помнил, что особняк принадлежал организации, которой он передал колоду карт таро Бафомета и продал свои картины из цикла «Руны и тела» См. роман «Черное таро»… За картины, кстати, заплатили очень прилично. Пожалуй, таких денег Игорь не получал ни за одну свою работу даже в лучшие времена. Как раз хватило, чтобы отдать деньги Пашке Воскобойникову за разбитую месяц назад «Ниву» См. там же…
Корсаков поплескался под душем — джакузи уже приелась, тем более, что в одиночку полоскаться в объемистой ванне было неинтересно. Вытеревшись насухо, он сделал пару бутербродов с сыром, сварил кофе и устроился в кресле?качалке. Сегодня он решил отдохнуть — на деньги, полученные с австрийцев, можно было два?три дня посачковать. Тридцать баксов ушло на обмыв картины, но тут уж ничего не поделаешь: не хочешь прослыть жлобом, проставляйся с выручки.
Закурив, он выпустил пару колец, лениво проследил, как они плывут по комнате. Несмотря на душ и завтрак, слабость, нахлынувшая после кошмарного сна, еще не прошла. Делать ничего не хотелось, хотя и следовало бы поработать — написать пару картин для разнообразия. Что бы такое изобразить? Что?нибудь не очень сложное, не требующее душевных затрат: пейзажик какой по памяти или портрет известной личности. А может, что?то в стиле Луиса Ройо или Бориса Валледжо? Тут даже и придумывать ничего не надо — просто выложить на холст ночные видения. Дамочку эту полуголую на фоне скал и кровавой битвы. С чего, кстати, приснился этот кошмар? Вроде пили вчера нормальную водку, не паленую, и закуска была приличная… Последний раз Корсаков видел подобные сны, когда весной метался по Москве, прячась от милиции и людей магистра. Прошло больше месяца, и он уже думал, что все в прошлом. Оказалось, рано обрадовался — все возвращалось. Связаться бы с самим магистром и спросить: так мол и так, снится всякая чертовщина… Не ваша ли работа? Только где его теперь найдешь. Оставалось надеяться, что сон был лишь отголоском недавних событий и продолжения не последует.
Связаться бы с самим магистром и спросить: так мол и так, снится всякая чертовщина… Не ваша ли работа? Только где его теперь найдешь. Оставалось надеяться, что сон был лишь отголоском недавних событий и продолжения не последует.
Нет, работать решительно не хотелось. Корсаков знал за собой такой грех: если под каким?то предлогом можно было отложить дела — он всегда откладывал. Ну, в самом деле: деньги есть, над душой никто не стоит, требуя исполнения заказа в срок, стало быть можно и отдохнуть. «Леность — один из десяти смертных грехов», — напомнил себе Корсаков, надеясь пробудить жажду деятельности. Однако не почувствовав ни единого укола совести, расслабился. Значит, так тому и быть — балдеем до прихода Анюты. Она точно придумает какое?нибудь занятие.