— Великолепно!
Или:
— Это замечательно!
В тех случаях, когда ему представлялась возможность вставить хоть слово.
Наконец ему удалось завлечь Крота и усадить за стол. Когда он всерьез занялся консервным ножом и сардинами, снаружи, со двора, донеслись какие-то звуки, вроде бы шарканье маленьких ножек по гравию и смущенные тоненькие голоса, а потом стали долетать обрывки фраз:
— А теперь все постройтесь в линеечку.
Наконец ему удалось завлечь Крота и усадить за стол. Когда он всерьез занялся консервным ножом и сардинами, снаружи, со двора, донеслись какие-то звуки, вроде бы шарканье маленьких ножек по гравию и смущенные тоненькие голоса, а потом стали долетать обрывки фраз:
— А теперь все постройтесь в линеечку. Подними немного фонарь, Томми. Откашляйтесь. Не вздумайте кашлять после того, как я скомандую «раз, два, три». Где маленький Билли? Иди, куда ты запропастился, мы тебя все дожидаемся.
— Что происходит? — спросил дядюшка Рэт, прерывая свои труды.
— Я думаю, это, должно быть, полевые мыши, — ответил Крот с некоторой гордостью в голосе. — Они в это время года ходят по домам и поют песни. У них тут целое общество организовано. И они никогда от меня уже не уходят, ко мне приходят к последнему, потому что я всегда их хорошо угощаю. Они напомнили бы мне старые добрые времена.
— А ну-ка, поглядим на них! — воскликнул дядюшка Рэт, вскакивая и устремляясь к двери.
Они распахнули дверь, и их взорам предстало умилительное зрелище. Во дворе, освещенном слабыми лучами газового рожка, восемь или десять полевых мышек стояли полукругом, на шейках — красные шерстяные шарфики, передние лапки глубоко засунуты в карманы, а задние подпрыгивают, чтобы не замерзнуть. Ясными глазками-бусинками, робея, они поглядывали друг на друга, хихикая, шмыгая носами и то и дело пуская в ход рукава своих пальтишек. Когда дверь открылась, самый старший из них сказал: — Ну, раз, два, три!
И тоненькие, пронзительные голоса понеслись вверх, в воздух, исполняя старинную песню, которую сочинили их праотцы на бурых, скованных морозом полях или где-нибудь в занесенном снегом уголке, сочинили и передали потомкам, чтобы эти песни пелись в декабре на холодных улицах перед освещенными окнами. Голоса постепенно замолкли, певцы, смущенные, но улыбающиеся, искоса обменялись взглядами, затем последовала тишина. Но только на одну минуту. Потому что сверху и издалека, по туннелю, по которому они только что прошли, до их ушей долетел еле уловимый звон дальних колоколов, вызванивающих веселую и звонкую колокольную мелодию.
— Хорошо спето, ребятки! — сердечно похвалил их дядюшка Рэт. — А теперь давайте все заходите, погрейтесь у камина и съешьте чего-нибудь горяченького.
— Да-да, заходите, полевые мышки, — воскликнул Крот возбужденно. — Подумать только, совсем как в старые добрые времена! Закройте за собой дверь. Пододвигайте скамейку к камину. Теперь вы минуточку подождите, пока мы… О, Рэтти!
Крот сел на скамью, и слезы уже подступили к его глазам.
— Что же мы с тобой делаем! Нам же нечем их накормить!
— Это ты предоставь мне, — сказал очень властный в этот момент дядюшка Рэт. — Эй, послушай-ка ты, с фонариком! Подойди-ка сюда, мне надо с тобой поговорить. Ну-ка, скажи мне, тут какие-нибудь магазины работают в это время?
— Ну, конечно, сэр, — почтительно ответил старший полевой мышонок. — В это время года наши магазины всегда работают в любой час.
— Тогда послушай, — сказал дядюшка Рэт, — быстренько собирайся вместе со своим фонариком и купи…
Тут последовал длинный приглушенный разговор, и Крот расслышал только обрывки, такие, как: «Только свежего, понял?», «Нет, одного фунта достаточно», «Гляди, чтоб от Баггинса, другого мне не надо, нет, нет, только высшего сорта, если там нет, поищи в другом месте», «Да, конечно, только домашний, никаких консервов, ну, давай, постарайся!». Наконец послышался звон монет, переходящих из лап в лапы, мышонок получил большую корзинку, чтобы сложить туда покупки, и умчался вместе со своим фонариком.
Наконец послышался звон монет, переходящих из лап в лапы, мышонок получил большую корзинку, чтобы сложить туда покупки, и умчался вместе со своим фонариком.
Другие полевые мышки уселись на лавке рядком, как на насесте, постепенно согреваясь и яростно почесывая высыпавшие от холода пупырышки. Кроту не удалось вовлечь их в непринужденный разговор, и он заставил их одного за другим называть имена бесчисленных братишек, которые были еще слишком малы, чтобы отправиться петь песни, но которые в скором будущем ждали на это родительского разрешения.
Дядюшка Рэт тем временем внимательно изучал этикетку на одной из пивных бутылок.
— Я полагаю, что это старый Бэр-тон, — заметил он одобрительно. — Разумный Крот! Это как раз то, что нужно! Мы сможем сделать подогретый эль! Давай-ка готовь все остальное, дружище, а я пока повытаскиваю пробки.
В самое короткое время смесь была готова, жестяной кувшинчик засунут в раскаленное сердце камина, и скоро каждый полевой мышонок прихлебывал, и кашлял, и давился (потому что горячий эль не так-то легко проглатывается), вытирая глаза и смеясь, и вообще забывая, что он когда-либо в жизни замерзал.