Это была награда за мужество, но мне все-таки теперь интереснее было узнать, что это за головы и почему их так много. Из разговора выяснилось, что это работа младшего брата хозяина. Парень тоже был столяром, потом ушел в город и попал работать в иконостасную мастерскую. Там он научился формовке из гипса. С этими новыми навыками приехал домой и решил хорошо заработать. Он придумал формовать голову Ивана-крестителя на блюде. Как видно, считал это новинкой и работал потихоньку от других. Наформовал этих голов несколько десятков и понес продавать, но вышла полная неудача. Сначала, конечно, пошел по начальству и богатым домам, но нигде не покупали. Одни отказывались — страшно, другие считали грехом держать фигуру вровень с иконами, третьи просто говорили — не надо. Словом, вышел полный провал. Служащие тоже покупать не стали, а рабочие подняли на-смех нового торгована рубленой головой. Так этот торгован и уехал из завода от стыда. Потом, как я услышал, он все-таки разбогател, но не от рубленых голов, а от дворянских бань с женской прислугой, пока волна революции не смыла эту нечисть вместе с его банями.
Рубленые же головы так, видно, и остались в Полевском, и угрюмый столяр устраивал себе развлечение, посылая кого-нибудь из незнающих на пятра за доской.
Были, конечно, как и по другим уральским заводам, ремесленники по изготовлению и сбыту драгоценных камней из бутылочного стекла или червонного золота из медной стружки. Многие знали этих специалистов, но сами они о своем ремесле рассказывали, как о слышанном от людей.
Было и несколько охотников-промысловиков. Промышляли, главным образом, зверя (лося) и диких козлов. Последних было довольно много в юго-западной части заводской дачи. Их забивали в зиму до сотни голов, и в заводском быту нередко можно было видеть дохи из красивых, пышных, но крайне непрочных козлиных шкурок.
Из перечисленных групп занятые перевозками (по-заводски — возчики) составляли самую большую. Еще многочисленнее была группа горнорабочих. Часть из них была занята на казенных (владельческих) рудниках и приисках, часть работала мелкими артелями по разработке и промывке золотоносных песков.
Сысертский заводской округ хоть не выделялся своей золотоносностью среди других уральских заводских округов, но все же за год сдавалось отсюда пудов до двадцати золота. Так по крайней мере значилось по заводским отчетам 90-х годов. В действительности, эту цифру надо было сильно увеличить, так как заводское начальство требовало сдачи золота по пониженной — чуть не втрое против государственной — цене, а старатель всячески ухитрялся сдать на сторону, ближе к казенной цене. При распыленности старательских артелей, изворотливости скупщиков и добрососедских отношениях со штейгерами, которым платилось владельцами не очень жирно, это и удавалось вполне.
Можно думать, что и горное начальство не крепко к этому вязалось. В сущности оно тут очень немного теряло, так как золото через скупщиков сдавалось тоже в казну. Впоследствии мне даже приходилось видеть в старых уральских газетах статьи, где предлагалось раскрепостить старателя от посессионеров, которые отбирают у него большую часть заработка в виде платы за право разработки песков.
В золотоносных песках Полевского района нередко находили самородки довольно значительного веса. Причем находили их иногда в верхних — самых доступных для разработки даже мелким старательским коллективам — пластах. Это создавало известный ажиотаж, и на те участки, где оказались счастливые комышки, сейчас же устремлялись с других. Сюда же откочевывала часть горнорабочих с казенных рудников и приисков. Все эти поиски носили более или менее случайный характер. Порой совсем зря переворачивали пески, порой заваливали горами пустяка дорогую породу, иногда находили. Чаще всего это была именно находка, случайность, но многолетний практический опыт старателей тоже, конечно, содействовал счастливым находкам. Хорошие золотые жилки попадали больше опытным в таких разработках людям. Объяснение тут было естественное, деловое:
— Этот места знает. Сквозь все пески прошел. С первой лопаты видит, положено ли тут.
— Щегарь по плану, а этот по пенечкам да по камешкам. Подойдет к какому надо, загонит каелку — это место! Вот те и весь план! И будьте спокойны — найдет, не ошибется.
— Ему бы только до старой земли достукаться, а там уж он сразу разберет, как по книге.
К такому простому и в сущности правильному объяснению нередко примешивались и соображения другого порядка.
— Словинку знает.
— Пособничков, видно, имеет, да нам не сказывает.
— В тот раз в кабаке похвалялся — полозов след видал. Потому и находит!
— Дедушко у них на эти штуки дошлый был. Он, поди, и открыл всю тайность.
Когда случалось натакаться на богатимое место совсем неопытному старателю, подобные разговоры о тайном слове, тайной примете, тайных пособниках усиливались.
— Не иначе, сини огонечки подглядел.
— Сидит будто и видит — у камня медянки играют. Цельный клубок их. Перевились все, а головами-то друг дружку подтыкают. Он и заметил этот камешок. Копнул тут, да и выкопнул штучку в три фунтика! Понимай, значит, какие это медянки играли!