При бесплатном крепостном труде полевские медеплавильни и гумешевское месторождение стали золотым дном для владельцев и самой жуткой подземной каторгой для рабочих.
Не зная процентности руды, невозможно представить объем горных работ, но, несомненно, при технике того времени он требовал очень большого количества рабочих.
Отсюда можно сделать вывод, что население Полевского завода в подавляющей своей части в прошлом было связано с горными работами на Гумешевском руднике. В 90-х годах можно было встретить еще немало стариков, которые до воли и после воли работали забойщиками на этом руднике.
Те же, что работали по разборке руды (дети) или бегали с собакой (подростки-катали), были еще совсем не старыми.
При широком применении труда детей, подростков и женщин работа на Гумешках прививала рудничные навыки большому числу населения Полевского завода. Не удивительно поэтому, что когда в 1871 году рудник затопило, заводское население, не покидая насиженного места, занялось рудничными и старательскими работами. Понятен и другой вывод.
О Гумешевском руднике, где в течение сотни лет гибли одно за другим несколько поколений рабочих, держались предания и рассказы чуть не в каждой рабочей семье.
Огромное богатство и минералогическое разнообразие, а также то обстоятельство, что рудник и при его открытии был старым, оставленным, вносили в рассказы о Гумешках элемент непонятного, чудесного. Гумешки расценивались как самое дорогое место, но объяснить это неграмотный горняк прошлого мог только с помощью фантастики.
Чаще всего говорилось о старых людях. По одним вариантам, эти старые люди натаскали тут всякого богатства, а потом, как наши пришли в здешние края, эти старые люди навовсе в землю зарылись, только одну девку оставили смотреть за всем. По другим вариантам — старые люди вовсе в золоте не понимали, толку не знали. Хотя золота тогда было много, его даже не подбирали. Потом одна девка ихняя наших к золоту подвела. Беспокойство пошло. Тогда старые люди запрятали золото в Азов-гору, медь в Гумешки вбухали и место утоптали, как гумно сделали. А девку ту в Азов-гору на цепь приковали. Пущай-де до веку казнится да людей пужает. Таковско ей дело! По третьему варианту, стары люди вовсе маленькие были. Они ходили под землей по одним им ведомым ходкам и знали все нутро. Потом опять случилась какая-то девичья ошибка, и стары люди из здешних мест ушли, а девку с кошкой за хозяйку оставили. В какое место девка пойдет, туда и кошка бежит. Когда оплошает, уши у ней из земли высунутся да синими огоньками горят.
Таких вариантов было много. Общее в них было только стары люди да девка. Последняя называлась иногда Азовкой, иногда малахитницей.
Была и другая версия сказов, где фигурировали больше старая дорога и горы Азов и Думная. Эту версию Сказов надо отнести скорее к кладоискательским: говорилось о кладах, а не о земельном богатстве.
По этой версии выходило, что вблизи Поповского завода проходила большая дорога. По этой дороге шло много обозов со всякими товарами, а вольные люди подстерегали и грабили эти обозы. Захваченное складывали в пещеру Азов-горы. Эта гора, а также Думная служили вольным людям как сигнальные вышки. Когда вольным людям пришлось уйти отсюда, они оставили при своих складах девку Азовку.
Положение этой девки определялось по-разному. Одни называли ее женой атамана, его полюбовницей. Другие это оспаривали: коли такая была бы, так давным-давно состарилась бы и умерла, а эта и посейчас такая, какой была. Она вовсе из старых людей им досталась. То и сидит век- веченский, а сама не старится.
Отношение девки к охране клада тоже изображалось неодинаково. То она была добровольной хранительницей, которая никого близко не допустит. То она была прикована цепями в Азов-горе и отпугивала людей своими стонами и криками.
Между прочим, эта стара дорога, неизменно и упорно упоминавшаяся в сказках о кладах Азов-горы, была одним из толчков, побудивших меня рыться в исторических материалах о путях сообщения. В изданной в 1838 году книге П. А. Словцова Историческое обозрение Сибири я нашел подтверждение, относящееся к периоду с 1595 по 1662 год, то есть ко времени, когда на Урале не было еще ни одного железоделательного завода, но уже строились крепости и остроги. Была еще летняя тропа для верховой езды, пролегавшая из Туринска, после из Тюмени через Катайский острог на Уфу по западной стороне Урала, с пересечкой его подле Азовской горы.
Дальше рассказывалось и о характере движения. И по этой тропе происходили пересылки воевод, в нужных случаях, особенно в последней декаде периода, исключая одного раза, когда в 1594 г. ведено было отряду служилых, из 554 человек состоявшему, пробраться в Сибирь от Уфы степью.
Выходил опять разрыв между представлением и действительностью. Оказалось, что те трудные дорожки, которыми полевчане пробирались на Нязинскую степь и могли добраться до Нязепетровского завода, пролегали по местам исторической тропы — старой дороги сказов. Казалось трудным представить, что по таким местам проходили обозы с товарами. Может быть, впрочем, тут действовала разница во времени: то, что считали дорогой в XVI и XVII веках, казалось неосвоенным местом в конце XIX века. Гораздо проще было представить, что по этой второстепенной и поэтому менее строго охраняемой колонизационной дороге пробирались в Сибирь беглые, которые, сбившись в ватаги, превращались в вольных людей. Возможно, что эти вольные люди и нападали на воеводские пересылы, которые могли интересовать ценностями, конями, оружием и вообще как живая враждебная сила.