— Второй этап, — объяснял Лафарг, помогая себе набросками, — заключается в так называемом выскабливали, или абразии, надкостницы. Это очень важный этап. Его цель, как вы можете здесь наблюдать, состоит в том, чтобы надкостница стала плотно прилегать к глубоким слоям кожи, и только потом кожу можно сшивать.
На экране мелькали фотографии до неузнаваемости изменившихся лиц пациентов, вылепленных заново, перекроенных, похорошевших. Это были просто другие люди. Алекс внимательно следил за объяснениями, раздражаясь оттого, что не мог понять значения некоторых терминов… Когда передача закончилась и пошли титры, Алекс записал имя врача — Лафарг — и название клиники, в которой тот работал.
Фотография в паспорте, далеко не бескорыстная помощь приятеля?легионера, деньги, спрятанные на чердаке дома, — все это медленно, но верно складывалось в одну картину.
Фотография в паспорте, далеко не бескорыстная помощь приятеля?легионера, деньги, спрятанные на чердаке дома, — все это медленно, но верно складывалось в одну картину.
Этот тип в телевизоре утверждал, что в операции по переделке носа ничего сложного нет, точно так же, как и в иссечении жировой ткани на некоторых участках лица. Морщины? Скальпель может стереть их, как резинкой!
Алекс ринулся в ванную комнату, посмотрелся в зеркало. Он щупал свое лицо, горбинку на носу, слишком полные щеки, двойной подбородок…
Все было так просто! Врач сказал, две недели — за две недели можно переделать лицо, стереть и вылепить заново! Нет, все было очень даже непросто: нужно было еще убедить хирурга прооперировать его, Алекса, преступника, которого разыскивает полиция… Найти способ давления, достаточно убедительный, чтобы заставить его молчать, провести операцию и позволить уйти, не предупредив полицию. Способ давления… Может быть, у этого самого Лафарга имеются жена, дети?
Алекс смотрел, не отрываясь, на кусочек бумаги, на котором записал имя Ришара, название клиники… Чем больше он об этом размышлял, тем удачнее казалась его идея: если ему удастся изменить лицо до неузнаваемости, зависимость от легионера станет не такой сильной. Полиция будет отныне искать призрак, несуществующего Алекса Барни; пересечение границы перестанет быть такой уж невозможной задачей.
Этой ночью Алекс не спал. На следующий день он поднялся рано на рассвете, коротко подстриг волосы, тщательно погладил костюм и рубашку, которые привез из провансальской хижины. «Ситроен» стоял в гараже…
Тарантул был очарователен. Отныне его посещения стали гораздо более длинными. Он проносил тебе газеты, часто садился есть с тобой за одним столом. В подвале было достаточно жарко — стоял август, — и он поставил туда холодильник, в котором ежедневно обновлял запасы сока.
После шали твой гардероб пополнился домашним халатом и тапочками.
Осенью Тарантул начал делать тебе уколы. Он спустился к тебе со шприцем в руке. Он приказал тебе лечь на диван, обнажив ягодицы. Игла резко вонзилась в складку кожи пониже поясницы. Только что было видно полупрозрачную жидкость, слегка окрашенную розовым, в резервуаре шприца, и вот эта жидкость оказалась в тебе.
Тарантул был очень осторожен и старался не делать тебе больно, но все равно после самой инъекции было довольно неприятно. Затем жидкость постепенно рассосалась в теле и боль прошла.
Тебе не пришло в голову спрашивать Тарантула о том, что за лечение он предписал. Все твое время занимало рисование, игра на пианино, и эта активная творческая деятельность полностью поглощала тебя. Какое значение имели какие?то там уколы, Тарантул казался очень милым..
Прогресс в музицировании был очевиден. Восхищенный твоей игрой, Тарантул проводил многие часы в специализированных музыкальных магазинах в поисках нот для тебя. В подвале громоздились кипы учебников и книг по искусству, которые служши тебе образцами.
Однажды тебе пришло в голову открыть ему его язвительное прозвище. Это случилось после одного обеда, когда он сидел за столом рядом с тобой. Шампанское слегка вскружило тебе голову.
Твой заикающийся от смущения язык поведал ему об этой ошибке — это так и было преподнесено: «моя ошибка», — и он улыбнулся, прощая тебя.
Инъекции стали постоянными. Но это было весьма незначительной неприятностью в твоей праздной жизни.
На твое двадцатидвухлетие он принес и расставил в подвале мебель; прожектор исчез, вместо него появились лампы с мягким рассеянным светом под абажурами.
К дивану прибавились кресла, низкий столик, пуфики. На полу появилось ковровое покрытие с плотным ворсом.
Уже давно в углу подвала Тарантул установил душевую кабинку. Меблировку завершил походный рукомойник, а еще унитаз с механической очисткой.
Тарантул, щадя твою стыдливость, позаботился даже о занавесочке. Подаренный им пеньюар пришелся как раз впору, а вот цвет банных полотенец тебе не понравился. Тарантул их поменял.
Здесь, в наглухо запертом пространстве подвала, тебе снились особенные сны: простор, ветер. На стенах появлялись нарисованные твоей рукой окна в объемном изображении, полная иллюзия настоящих. На правой стене расцвел горный пейзаж, залитый солнцем и сверкающий белизной вечных снегов. Галоидный блик, направленный на вершины, окутывал слепящим светом этот фальшивый проем, ведущий в тот, внешний мир. Что касается левой стены, тебе пришло в голову обмазать бетон синей шпаклевкой, имитировавшей пенящиеся волны. А в глубине подвала красно?оранжевое полыхание сумерек наполняло твою душу гордостью, которую испытывает настоящий художник, когда картина особенно удалась.