— Напишет, — буркнул Александр, как бы нехотя обнимая жену за талию.
— Да, — согласно кивнула Герда. — Кто из художников напишет такую картину, какой еще не было, того одарим, щедро-щедро.
— То есть? Картину, какой еще не было? — не совсем понял король.
— Что-то невиданное, умопомрачительное, концептуально новое! — быстро заговорила королева. — Лес или море нари… написать — это и я умею. Ну, может это будет чистый дадаизм, но все же. В общем, нам нужен шедевр из шедевров!
Александр задумался.
— Ну, а как мы определим, где шедевр из шедевров, а где — нет? — задал он вполне резонный вопрос.
— Это просто, очень, — у Герды, казалось, на все были готовы ответы — только руку в карман протяни и нужный тут же в горстку прыгнет. — По своим ощущениям. Что ты чувствуешь, когда смотришь на своего любимого Пакиса?
— О, это и словами невозможно передать! Восторг, умиление, преклонение…
— Вот и славно, — Герда покинула колени супруга, уселась в свое кресло и деловито посмотрела на стручковую фасоль и ростбиф, которые ей только что принесли, — так и определим шедевр из шедевров. Та картина, которая у тебя вызовет восторг, умиление и преклонение, будет шедевром, а та, которая все это вызовет у меня, — шедевром из шедевров!
— То есть, оценивать берешься ты?! — изумился король. — Ты ж никогда даже не обучалась живописи, не изучала ее историю, направления…
— Как тебе сказать. Вот я живу с тобой уже лет десять, и могу сказать, что кое-что в живописи уже понимаю, — опять подмигнула королева. — Все-таки, имея под боком супруга-искусствоведа и великолепную галерею, трудно оставаться несведущей в живописи… Жаль, что ты никогда не проявлял интереса к моим интересам, — и она кивнула на книжку по стратегии, что мирно лежала на специальной подушечке, по верху которой был искусно вышит шелком спешащий в атаку кавалерийский отряд.
— Милая, ты же знаешь — я ни с кем не намерен воевать. У нашей страны со всеми соседями и с дальними странами подписаны мирные соглашения…
— Да-да, — закивала Герда, — я уже смирилась с тем, что мой супруг — пацифист и предпочитает коллекционирование полотен известных художников расширению собственных территорий. Хотя странно — твой папа не упускал случая накостылять соседям за какую-нибудь спорную кочку в болоте…
— А твой папа, между прочим, хоть и был генералом, а обожал музыку, сам музицировал, сочинял марши и основал самый лучший в королевстве духовой оркестр! — парировал Александр.
— Все-все, — выставила вперед ладошки, будто заслон, Герда, — яблоко от яблони не всегда близко падает! И это мы только что друг другу доказали… Ну, а насчет конкурса на шедевр из шедевров? Ты согласен?
— Да! — решительно вонзил вилку в бараний бок король. — Сегодня же напишу приказ, и завтра утром его объявят! Кто знает, может, в самом деле, мы откроем новое невиданное направление в живописи…
Итак, конкурс был объявлен.
Надо сказать: многие из художников вообще не поняли, чего желает видеть от них король Александр, а многие поняли, но на свой лад. Однако то, что все, мало-мальски умеющие рисовать, кинулись к своим кистям и мольбертам, — за это можно было поручиться.
Прошло шесть месяцев (ровно столько определил король художникам для создания шедевров), и к самому Новому Году в королевский дворец съехались многие известные и не очень известные мастера живописи. Каждый был готов представить королевской чете сотворенное.
В огромном выставочном зале королевской галереи, в несколько рядов, расположили художники на стойках свои работы — большие и малые, акварельные и масляные, и прочие-прочие. Все они были укрыты до поры до времени покрывалами.
Настал знаменательный день — день открытия выставки.
— Милая, ты уверена, что твой туалет подходит к сегодняшнему событию? — спросил король Александр супругу, которая принарядилась в узкие темные брюки, френч глубокого зеленого цвета и в черные лаковые офицерские сапоги. — Не слишком ли много милитари?
Сам он был в белом фраке, белых брюках и в белоснежной сорочке с изящным водопадоподобным жабо. Кроме того, и ботинки выбрал белые. А, учитывая то, что король был белокур, синеглаз и весьма симпатичен в свои тридцать с небольшим, то казалось: настоящий ангел сошел с облаков, чтоб упрекнуть королеву в излишней склонности ко всему военному.
— Пустяки, снежинка моя, — ласково отмахнулась Герда, заплетая роскошные рыжие волосы в две тугие косы и надевая на голову залихватскую зеленую (в тон френчу) фуражку с золотой кокардой. — Это я специально, чтоб твои художники видели, кого им придется покорять. Тебя покорить, я уверена, им проще простого. А вот меня, — и она звонко щелкнула каблуками, словно молодой офицер перед генералом. — Со мной надо постараться!
Александр вздохнул и предложил супруге руку. Та с готовностью уцепилась за его локоть и скомандовала:
— Вперед — на мины!
Мины не заставили себя долго ждать…
— Боже, что это? — покривилась Герда у первой же разоблаченной картины.
В самом деле — на полотне живописца Энгуса из Вилля было представлено нечто невиданное — какие-то трубы, переходящие в глаза, из которых капали на синий песок желтые с пеною слёзы.