— Не совсем, — качнул головой Воин. — У нас, например, почти нет вашей медицины, — он улыбнулся. — Мы ведь почти не болеем и, более того, все, в той или иной мере целители. Нет армии… Я думаю, понятно почему. Нет полиции, да и суд только княжеский… Немного по-другому устроено то, что вы называете СМИ… короче, отличия есть, но… во многом все очень похоже.
— А… когда вы… ну-у-у… превращаетесь из… скульпторов и лесников в Воинов?
— Мы всегда Воины. Ибо это наш… способ жить. Взаимодействовать с миром… А если ты имеешь в виду то, что мы называем «опоясаться мечом», то… либо когда позовет Князь, либо когда ты сам поймешь, что наступило время это сделать.
Энсин задумался. А потом осторожно спросил:
— То есть… Князь может вот так прийти и сорвать тебя с места, совершенно не интересуясь, какие у тебя есть неотложные дела, проблемы, желания?..
— Мы же приносим клятву служить, — серьезно ответил Воин, а затем улыбнулся. — К тому же я никогда не слышал, чтобы Князь кинул клич всем, кто может носить оружие. Вернее… я читал об этом, когда изучал историю. Но так было очень давно, когда тех, кто избрал Путь, среди нашего народа было еще мало… Так что если у кого-то действительно неотложные дела, настолько важные, что их невозможно отложить даже по кличу князя, он вполне может продолжать ими заниматься. Но я о таком не слышал. Обычно, наоборот, откликается в десятки раз больше, чем нужно. И Князю приходится нести бремя выбора…
Энсин кивнул, хотя ничего так и не понял. Он растерянно хмыкнул и решил сменить тему.
— Ты сказал монастырь. Я думал, в монастыре живут только монахи.
Воин усмехнулся. Похоже, с подобной реакцией он уже сталкивался.
— Нет, конечно. Наши монастыри — это школы. Школы Пути. В большинстве монастырей не слишком многие имеют полный постриг. Большинство лишь временный. Это ученики и большая часть Учителей — Воины и Витязи, либо те, кому пришлось убить. Они находятся под строгой епитимьей, пока не сумеют излечить душу, а затем возвращаются в мир. — Воин помолчал немного. — У каждого из нас есть свое бремя в этом мире, и отказываться от него, снимать со своих плеч — грех не менее тяжкий, чем, скажем, убийство.
Энсин попытался переварить услышанное, а затем хмыкнул:
— Странно… А я-то считал, что… да, ладно, — внезапно оборвал он сумбурную цепочку своих разбежавшихся мыслей. — Скажи, а у вас, в монастыре, строгие порядки?
— Да. Это же монастырь.
— И… тебе никогда не было обидно?
— Отчего?
— Ну… в тот момент, когда ты, скажем… постился или, там, истязал свое тело занятиями, — Ирайр вспомнил, ЧТО вытворял Воин в зоне 10Х, — другие дети ели мороженое, радовались новой игрушке, хохотали над смешным голомультиком и так далее…
Воин улыбнулся.
— Да нет… У нас было много своих радостей. И не думаю, что меньше, чем у тех, кто мог позволить себе каждый день есть мороженое, радоваться новой игрушке и хохотать над смешным голомультиком.
Рядом с нами были Учителя, смысл жизни которых в нас, учениках. К тому же… в моей жизни были и мороженое, и новые игрушки, и смешные голомультики. Каждый год мы два раза возвращались домой. На каникулы. Две недели зимой и месяц летом. А вот дети, что жили за пределами монастыря, имели гораздо меньше настоящей радости — радости преодоления. Думаю, ты и сам испытывал ее, когда, скажем, твоя команда выигрывала матч или чемпионат. Или, например, сдавал экзамен на право управления кораблем с массой покоя свыше тысячи тонн. Разве эта радость не… круче, чем от новой игрушки?
Энсин опять задумался, но долго поразмышлять ему не удалось. Послышался звонкий голос:
— О, Ирайр, ты все еще здесь!
Энсин обернулся, уже зная, кого увидит. Брюнетка пришла не одна. Рядом с ней маячила та самая подружка с волосами цвета сиреневой акулы и двое громил в повседневных комбинезонах десантного наряда. Громилы выглядели крайне импозантно. Этакая овеществленная брутальность.
— А мы собираемся прошвырнуться на восьмую палубу. Иргр и Аллент говорят, что у десантников сегодня вечеринка, — сообщила брюнетка, пожирая любопытным взглядом собеседника энсина. — А это твой приятель? Я что-то раньше его здесь не встречала.
Тут глаза «акулы» расширились от удивления, и она, торопливо прильнув к уху подруги, что-то зашептала ей. У брюнетки глаза сначала округлились, затем даже оквадратились.
— Да что ты?! — Она мгновенно развернулась к десантникам и заявила: — Так, мальчики, вечеринка отменяется. Мы остаемся здесь. — И тут же повернулась к энсину, подарив ему очаровательнейшую улыбку (которая, впрочем, скорее предназначалась Воину), и проворковала: — Дорогой, ты не пригласишь нас за свой столик?
Энсин досадливо поморщился. Болтовня о пустяках не входила в его планы, но делать нечего. И он, поднявшись, сделал широкий жест рукой.
— Прошу.
Но тут вмешался один из десантников.
— Эй, дамочки, я не понял, — прорычал он хриплым басом. — Вы буквально повесились на нас, раскрутили на выпивку, уломали заказать столик в нашем баре по сети, что обошлось нам с Аллентом в полсотни монет, а теперь делаете ручкой? Так не пойдет. Еще никто не мог сказать, что кинул Иргра, и ему за это ничего не было.