Судя по телефону, это где то в районе Красной Пресни… рядом с Белым домом.
Тут наш разговор прервали. Романову кто то позвонил, и он начал в телефонную трубку пересказывать наш с ним предыдущий разговор:
— Да, только что выпустила книжку про Кремль… Работала в «Коммерсанте»… Уволена после выхода книги…
«Вот, видите, начальство меня про вас спрашивает. — отчитался он мне через минуту, указав взглядом на грязноватый потолок. Тут в кабинет без стука вошел тот самый Анатолий Анатольевич, с которым я познакомилась у двери своей квартиры сразу после взрыва, и который, представившись мне сотрудником московского городского управления внутренних дел, попросил меня подарить ему мою книжку. И который после этого звонил мне вечером и передавал возмущение какого то неназываемого «начальства» по поводу того, что я давала интервью. Он бодро подошел к столу Романова; поздоровался со мной и, стоя как бы в непринужденной, неофициальной позе, начал убеждать меня, что даже если бы я вышла из квартиры в ту секунду, когда пообещала водителю, то взрыв бомбы меня бы не убил:
— Ну, ма а ксимум, вы потеряли бы зрение и слух!
Романов тоже встал, как бы подчеркивая, что эта часть беседы не для протокола, и горячо присоединился к уговорам товарища:
— Да! Вы не пугайтесь! Вы только потеряли бы слух и зрение! Да и то, скорее всего, временно! Потому что в большинстве случаев после взрыва такого устройства зрение и слух потом возвращаются… Мы прекрасно знаем этот тип взрывного устройства!
Тут я чуть дар речи не потеряла.
— То есть… Как это… вы «прекрасно знаете»?
— Да! — радостно подтвердил Романов.
— Это светозвуковая граната, которую спецслужбы используют для разгона мирных демонстраций! Если такая граната разорвется рядом с человеком, то он просто на время теряет ориентацию. Это типовое взрывное устройство, изделие МВД, номер… (тут он назвал серийный номер).
Я просто обалдела. Мне вот так запросто рассказывают, что у меня под дверью взорвали «изделие МВД», то есть бомбу, изготовленную милицией. Да еще и которую «обычно» используют спецслужбы… Но на десерт меня еще ожидал самый интересный поворот беседы. Когда гость из МВД ушел и я подписала коротенький протокол (где, разумеется, не было никаких интригующих подробностей про запатентованную МВД потерю зрения и слуха), следователь задушевно, как бы невзначай, по дружески, спросил:
— А Вы случайно не знакомы с неким Литвиненко?
Фамилию бывшего полковника ФСБ Литвиненко в московской тусовке знают, разумеется, все — кроме, разве что, моего маниакального анаполитичного брата. После прихода к власти Путина этот бывший сотрудник ФСБ сбежал в Великобританию и выступил с сенсационным скандальным заявлением, что российские спецслужбы причастны к организации взрывов жилых домов в Москве в 1999 году, после которых на волне ненависти к чеченцам Путин развязал новую войну, и из непопулярного чиновника был всего за пару месяцев раскручен подцензурными государственными телеканалами как герой и спаситель нации.
— Нет, я с ним лично незнакома, — честно призналась я. — А почему вы меня спрашиваете об этом?. Какое это имеет отношение к теме нашей беседы?
— Ну, как же… Я Вас спрашиваю потому, что в Вашей книге ведь примерно о том же и написано, о чем и Литвиненко все время говорит: о том, что Путин и ФСБ причастны к взрывам жилых домов.
— Ну, это ваша трактовка изложенных мной фактов, — поправила я следователя. — Я такого не писала.
— А а… Ну, ладно тогда… Я подумал: вдруг вы знакомы… — протянул Романов и начал прощаться. А уже по дороге обратно на проходной он признался мне:
— А я, знаете — специалист по взрывам. Я занимался и расследованием событий на Дубровке… Мне стало как то слегка не по себе из за того, что чуть было не попала в страшный ряд нерасследованных взрывов путинской эпохи, которые перечислил следователь уголовного розыска.
* * *
Пока я сидела на допросе, я знала, что мне делать: отвечать на вопросы. А вот когда вышла из МУРа на улицу, что мне делать, я уже не знала. Светило яркое солнце. И это вроде бы поднимало настроение. Но мороз при этом стоял такой, что, казалось, еще секунда, и со звоном упадут на асфальт и уши, и нос. И это усиливало ощущение бездомности. Потому что я поклялась родным, что «одна» домой не пойду.
— Ты что, сумасшедшая! — орал на меня накануне брат. — Эти придурки уже не остановятся! Если они уже знают твой адрес, им не составит труда подкараулить тебя теперь в любой момент! В этот раз не получилось взорвать — завтра получится! Никуда ты не поедешь одна! Поживешь пока у нас, а потом снимешь себе квартиру где нибудь на окраине!
Логически я понимала, что брат прав. Но в квартире сидели мои напуганные кошки, которые, в отличие от меня, провели ночь после взрыва одни, и их никто не кормил и не утешал. К тому же там компьютер, интернет… И к тому же — ну не трусиха же я, в конце концов! Соблазн был тем более велик, что от МУРа до моего дома — семь минут пешком. А бегом по морозцу — так и вообще…
И тут я решилась на военную хитрость. Добежав, заодно согревшись, до своего дома, я вошла в подъезд, но отправилась не на второй этаж к своей квартире, а на первый — прямиком в отделение милиции. Там сидел какой то заспанный и перепуганный человек, которого именно в этот момент явно «имело» по телефону начальство.
— Да. Списки жильцов составлены. Сверяем. Проверяем. Начинаем, — отрывисто отчитывался он. Когда я подошла, он чуть со стула не свалился.
— Ой, а я то вас уже с девяти часов жду! Я вам там в двери и записочку оставил, чтобы вы знали, что я там, у вас был, что я к вам приходил! — с подозрительной любезностью отрапортовал милиционер. Долго гадать о причинах столь нетипичных интонаций поведения не приходилось: просто его сегодня, видимо, разбудили звонком еще раньше, чем меня. И теперь он по приказу начальства активно изображал бурную деятельность. Я кротко попросила:
— Простите, я только что из МУРа. Давала показания по поводу взрыва. Вы не будете так любезны проводить меня в мою квартиру? А то, сами понимаете, неуютно как то туда одной идти… Ловко ввернутое мной упоминание МУРа произвело на милиционера именно то магическое действие, какого я и ожидала.
— Ну, конечно! О чем речь! Я и сам хотел вам предложить! И вообще — всегда к вашим услугам!
Когда мы подошли к моей двери, я обнаружила вставленный уголком в замочную скважину листочек бумажки. Это действительно была записка от несчастного участкового, который не поленился написать мне точное время своей первой явки к моей двери: 9:15. На всякий случай. Рядышком в дверную щель была аккуратно вставлена еще и его личная визитка.