Зато приехал он на огромном, шикарном, безразмерном лимузине, модель которого даже я определить была не в силах. В общем, идеальный персонаж высокобюджетного голливудского фильма про продвинутых бандитов.
— Здравствуйте, меня зовут Даня, — скромно, на чистом русском языке представился юноша. Объясните мне, пожалуйста, где находится это кафе. Мы стояли на углу улицы Хамаагаль и площади Рамат Ган, откуда до злосчастного кафе на углу Биалика было ровно 50 шагов.
— Пойдемте, я вам покажу! — предложила я.
— Ну нет, зачем же? Вам туда ходить незачем, — спокойно сказал Даня. — Идите домой и не волнуйтесь. Я вам позвоню.
С этими словами молодой человек, вместо того чтобы пройти 50 метров пешком, сел в машину. И затем я с эстетическим наслаждением проследила, как шикарный лимузин начал с трудом, как огромный крокодил в узком ручейке, разворачиваться на узенькой улочке Хамаагаль, чтобы, сделав приличный крюк, гордо подъехать к кафе по Биалику с другой стороны. Что должно было произвести на братьев сногсшибательное впечатление — жаль я не видела. Я поднималась по лестнице в квартиру, прокручивая в голове, что есть только два варианта исхода беседы «брата от Гусинского» Дани с лысыми братьями из кафе: «быстрый» и «долгий». Быстрый не сулил мне ничего хорошего. Потому что это означало бы, что Даня, применив все методы внушения на иврите, убедился бы, что братья невиновны и что лэптопа у них нет. Хороший вариант — как я рассуждала, — мог быть только долгим: если Дане удастся припугнуть братьев и добиться у них признания в краже лэптопа, то значит, ему придется либо ждать, пока брат номер два его привезет, либо самому ехать за компьютером к ним домой. Звонок Дани раздался ровно через четыре с половиной минуты. Я успела только добежать до своего этажа и войти в квартиру.
— Алло, Лена? Вы можете спускаться. Я у вашего подъезда.
У меня упало сердце. Молниеносный звонок Дани мог означать только одно: лэптопа у братьев действительно нет. Четырех минут тридцати секунд, по моим прикидкам, могло хватить только на то, чтобы, с трудом протискивая кузов голливудской машины в соседний переулок, выехать на Биалик, подъехать к кафе, произведя все желаемые костюмированные кинематографические спецэффекты, заглянуть пронзительным, прожигающим насквозь и беспощадным взглядом в глаза брата номер один и понять, что они чисты, как у ребенка. И моментально уехать. Даже не выпив сока. За те секунды, что я бежала вниз по лестнице, передо мной зримо пронеслись все адские видения предстоящих нескольких недель: срочный вылет обратно в Москву, снова разыскивать все архивы, но их нет! — каждому журналисту или писателю прекрасно известно, что ВТОРОЙ РАЗ НИЧЕГО НАПИСАТЬ НЕВОЗМОЖНО! Можно написать уже только другую, вторую, книгу. А этого я уже ни физически, ни эмоционально не выдержу… Даня стоял прямо напротив подъезда, вальяжно опершись спиной на прикрытую переднюю дверцу лимузина.
— Вы это искали? — с абсолютно голливудской невозмутимостью в голосе спросил он и изящным жестом руки, как карточный шулер, в мановение ока извлек из за спины через раскрытое окошко лимузина мой лэптоп. И я, еще не веря в свое счастье, как безумная бросилась к нему с поцелуями…
— Не может быть!!! Так быстро!!! Где же он был??? Вы что, так быстро съездили домой к брату?
— Нет, зачем к брату? Лэптоп у них в шкафу под прилавком спрятан был, — все так же невозмутимо отрапортовал голливудский герой. Для меня так навсегда и осталось тайной, какими конкретно методами убеждения ему удалось вытрясти из лысых братьев мой компьютер.
Для меня так навсегда и осталось тайной, какими конкретно методами убеждения ему удалось вытрясти из лысых братьев мой компьютер. Единственное, что я знаю, — это то, что на прощание Даня посоветовал мне:
— Ну, в это кафе, я думаю, вам больше ходить не стоит, Лена.
Я так и сделала. Случилось так, что в тот день, едва обретя свой лэптоп, я, словно под действием какой то тайной, вдруг с силой распрямившейся каббалистической пружины, собрала вещи, переехала в отель к морю и с того дня больше вообще никогда, ни в один из своих последующих приездов в Тель Авив не захотела видеть ни то кафе, ни Биалик, ни вообще Рамат Ган. Но искренне надеюсь, что если бы я ослушалась совета Дани и сходила бы туда на экскурсию, то не превратилась бы в соляной столб, увидев на месте своего бывшего любимого кафе реки крови вместо свежевыжатого сока.
* * *
Кстати, книжку мою Гусинский так и не издал. Как он честно признался мне, когда на следующий день после всей этой детективной развязки я сидела и завтракала в его квартире, в высотном доме на набережной, с одним из самых прекрасных видов на Средиземное море:
— Я не хочу, чтобы потом Путину донесли, что Гусинский издал книгу Трегубовой против Путина.
— А какое вам теперь дело до Путина? — удивилась я. — Он же ведь у вас и так уже отнял весь ваш российский медиа бизнес и выгнал из страны.
— Видите ли, я отвечаю за жизни людей, которые страдают в России только из за того, что являются моими друзьями, — ответил олигарх эмигрант. Я догадалась, что речь идет прежде всего о друге Гусинского и его партнере по бизнесу Константине Титове, который был посажен в тюрьму в Москве вскоре после прихода Путина к власти. Титова абсолютно все российские политики и бизнесмены в неофициальных беседах называли «заложником», захваченным Путиным, чтобы шантажировать Гусинского, заставить его отдать бизнес и манипулировать политической тональностью осколков его медиа империи. Я была в курсе, что за несколько недель до этого Титов был освобожден из тюрьмы. Подробностей никто толком не знал, но по Москве среди бизнесменов бродили настойчивые слухи, что речь идет о сделке и что люди Гусинского ради освобождения Титова, якобы, «заносили» по всей «вертикали». Чтобы не заставлять Гусинского кривить душой, я не стала задавать ему бестактных вопросов о деталях сделки. И лишь сказала экс олигарху, что если речь идет о спасении человеческой жизни, то я понимаю и уважаю его выбор. Свои отношения с российским президентом Путиным после всей этой истории Гусинский охарактеризовал так: — Я обещал не мешать. И не выступать ни с какими оппозиционными политическими проектами.
Подозреваю, что спустя всего несколько месяцев Гусинский слегка пожалел об этом обещании: когда в соответствии с запросом российской прокуратуры его арестовали в Афинах и чуть не экстрадировали в Россию.