— Я думал, там работают кувалдой, а не бомбой, — говорит Сканлон.
Хардинг говорит в ответ, что оставляет его слова без внимания, и продолжает рассказ:
— Боец работает молотом. И вот здесь у коллеги возникли некоторые сомнения. Как-никак, человек не корова. Кто его знает, вдруг молот скользнет и сломает нос? А то и выбьет все зубы? Куда же им тогда деться при таких высоких ценах на протезирование? Если надо бить человека по голове, нужно что-то более надежное и точное, чем кувалда, и они остановились на электричестве.
Кто его знает, вдруг молот скользнет и сломает нос? А то и выбьет все зубы? Куда же им тогда деться при таких высоких ценах на протезирование? Если надо бить человека по голове, нужно что-то более надежное и точное, чем кувалда, и они остановились на электричестве.
— Черт, а они не подумали, что могут навредить? Неужто публика не подняла шум?
— Кажется, вы не вполне понимаете публику, мой друг; у нас в стране, когда что-то не в порядке, самый лучший способ исправления — это самый быстрый способ.
Макмерфи трясет головой.
— Ну и ну! Электричеством в голову. Это вроде электрического стула за убийство.
— По задачам эти два мероприятия более родственны, чем вам кажется; и то и другое — лечение.
— Ты говоришь, не больно?
— Я лично это гарантирую. Совершенно безболезненно. Один удар — и вы сразу теряете сознание. Ни газа, ни иглы, ни кувалды. Абсолютно безболезненно. Но дело в том, что второго раза никто не хочет. Ты… Меняешься. Забываешь. Это как если бы… — Он прижимает ладони к вискам, зажмуривает глаза. — Как если бы удар запускал дикую рулетку образов, чувств, воспоминаний. Эти рулетки ты видел на разъездных аттракционах; мошенник берет у тебя деньги и нажимает кнопку. Дзинь! Загорелась, зажужжала, цифры кружатся и кружатся вихрем, и та, что выпадет тебе, может выиграть, а может и не выиграть, и тогда играй снова. Плати ему за новую попытку, сынок, плати ему.
— Охолони, Хардинг.
Открывается дверь, выезжает каталка с человеком, накрытым простыней, и техники уходят пить кофе. Макмерфи взъерошивает волосы.
— Что-то не укладываются у меня в голове эти дела.
— Какие? Лечение шоком?
— Ага. Нет. Не только это. А все… — Он делает круговое движение рукой. — Все, что здесь творится.
Хардинг трогает Макмерфи за колено.
— Мой друг, усталому уму дай отдых. Вероятнее всего, тебе не стоит опасаться электрошока. Он почти вышел из моды и, подобно лоботомии, используется только в крайних случаях, когда не помогают остальные средства.
— Так, а лоботомия — это когда вырезают кусочки мозга?
— И опять ты совершенно прав. Ты очень поднаторел в жаргоне. Да, вырезают из мозга. Кастрация лобных долей. Видимо, раз ей нельзя резать ниже пояса, она будет резать выше глаз.
— Ты про Гнусен?
— Совершенно верно.
— Не знал, что это сестра решает.
— Совершенно верно, она.
Макмерфи, похоже, рад, что разговор перешел с лоботомии и шока на старшую сестру. Спрашивает у Хардинга, почему, он думает, она такая вредная. У Хардинга, Сканлона и некоторых других самые разные соображения на этот счет, они начинают рассуждать о том, в ней ли корень всех здешних зол, и Хардинг говорит, что большинство зол — от нее. Почти все считают так же, но Макмерфи уже сомневается. Он говорит, что раньше тоже так думал, а теперь не знает. Он не думает, что, если ее убрать, многое изменится: за всем этим кабаком стоит что-то большее, и он пытается объяснить, что это такое. Но объяснить не может, и прекращает попытки.
Макмерфи не знает, а только почуял то, что я давно понял: главная сила — не сама старшая сестра, а весь комбинат, по всей стране раскинувшийся комбинат, и старшая сестра у них — всего лишь важный чиновник.
Остальные не согласны с Макмерфи. Они говорят: мы знаем, в чем беда, — а потом начинают спорить. Спорят, пока Макмерфи не обрывает их.
— Мать честная, только послушать вас, — говорит Макмерфи. — Уши вянут, ей-богу. Только и слышишь — жалобы, жалобы, жалобы. На сестру, на персонал, на больницу. Сканлон хочет разбомбить заведение. У Сефелта во всем виноваты лекарства.
У Фредриксона — семейные неприятности. Просто ищете, на что свалить.
Он говорит, что старшая сестра — просто озлобленная бессердечная старуха, и зря они хотят столкнуть его с ней лбами — ерунда это, и ничего хорошего из этого не выйдет, в особенности для него. От нее избавишься, а от настоящей, скрытой заразы, из-за которой все жалобы, не избавишься.
— Ты думаешь? — Говорит Хардинг. — Тогда, если ты вдруг так просветился в вопросах душевного здоровья, в чем источник бед? Эта настоящая, как ты изящно выразился, скрытая зараза.
— Говорю тебе, не знаю. Я ничего похожего не видел. — С минуту он сидит тихо, прислушиваясь к гудению из рентгеновского кабинета. — А если бы все дело было в том, о чем вы толкуете, например только в этой перезрелой сестре и ее спальных затруднениях, тогда разреши ее затруднения, разложи ее — и ваших бед как не бывало.
Сканлон хлопает в ладоши.
— Черт возьми! Точно. Ты уполномочен, мак, ты тот производитель, который справится с работой.
— Я? Нет. Нет уж. Не на того напали.
— Почему нет? Столько разговоров о трахе, я думал, ты супержеребец.