Потом Саша стал думать о непонятных словах Итакина, сказанных в одну из прошлых встреч — что вроде какие-то ребята давно раскололи его игру, непонятно было, что Итакин имел в виду, потому что игра была колотой уже тогда, когда Саша ставил ее себе на винт. Потом впереди медленно поднялась вверх дверь четвертого уровня, и Саша шагнул в оказавшийся за ней вагон метрополитена.
Level 4
«А куда, собственно, я иду? — думал он, глядя в черное зеркало двери
вагона и поправляя на голове тюрбан. — До седьмого уровня я уже доходил, ну, может, не совсем доходил, но видел, что там. Все то же самое, только стражники толще. Ну, на восьмой выйду. Так это ж сколько времени займет… Правда, принцесса…»
Последний раз Саша видел принцессу два дня назад, между третьим и четвертым уровнем. Коридор на экране на секунду исчез, и на его месте появилась застланная коврами комната с высоким сводчатым потолком. И тут же заиграла музыка — жалующаяся и заунывная, но только сначала и только для того, чтобы особенно прекрасной показалась одна нота в самом конце.
На ковре стояли огромные песочные часы, с каменных плит пола на Сашу, словно в монокль, смотрела изнеженная дворцовая кошка, а в самом центре ковра, на разбросанных подушках, сидела принцесса. Ее лица издали было не разобрать — кажется, у нее были длинные волосы, или это темный платок падал на ее плечи. Вряд ли она знала, что Саша на нее смотрит, и что вообще есть какой-то Саша, но зато Саша знал, что стоит ему только дойти до этой комнаты, и принцесса бросится ему на шею. Встав, принцесса сложила руки на груди, сделала несколько шагов по ковру, вернулась и села на россыпь маленьких подушек.
А потом все исчезло, за спиной с грохотом закрылась тяжелая дверь, и Саша оказался возле высокого каменного уступа, с которого начинался четвертый уровень.
«Интересно, о чем она сейчас думает? Может быть, она думает о том, кто идет к ней по лабиринту? То есть обо мне, не зная, что именно обо мне?»
За стеклом замелькали колонны станции, поезд остановился. Саша дал толпе подхватить себя и медленно поплыл к эскалаторам. Работало два, Саша ответвился в ту часть толпы, которая двигалась к левому. В его голове потекли медленные и обычные для второй половины дня угрюмые мысли о жизни.
«Странно, — думал он, — как я изменился за последние три уровня. Когда-то ведь казалось, что стоит только перепрыгнуть через ту расщелину, и все. Господи, как мало надо было для счастья… А сейчас я это делаю каждое утро, почти не глядя, и что? На что я надеюсь сейчас? Что на следующем этапе все изменится, и я чего-то захочу так, как умел хотеть раньше? Ну, допустим, дойду. Уже ведь почти знаю, как — надо после пятой решетки попрыгать — наверняка там ход в потолке, плиты какие-то странные. Но когда я туда залезу, где я найду того себя, который хотел туда залезть?»
Саша вдруг похолодел — до него донесся знакомый лязг. Он поднял голову и увидел впереди по ходу эскалатора, на котором он стоял, включившуюся разрезалку пополам — два стальных листа с острыми зубчатыми краями, которые через каждые несколько секунд сшибались с такой силой, что получался звук вроде удара в небольшой колокол. Остальные спокойно проезжали сквозь нее — она существовала только для одного Саши, но для него она была настолько реальна, насколько что-нибудь вообще бывает реальным: через всю Сашину спину шел длинный уродливый шрам, а ведь в тот раз разрезалка его только чуть-чуть задела, вырезав целый клок ткани из дорогой джинсовой куртки. Проходить через разрезалки было, вообще говоря, несложно — надо было встать рядом и быстро шагнуть вперед сразу же после того, как разрезалка откроется. Но сейчас Саша ехал по эскалатору, и никакой возможности угадать, в какой именно момент он доедет до разрезалки, не было. Не раздумывая, он повернулся назад и кинулся вниз.
Не раздумывая, он повернулся назад и кинулся вниз. Бежать было трудно — на эскалаторе стояла уйма пьяноватых мужичков, каждый из которых давал себя почувствовать и пропускал с большой неохотой, бросая Саше вдогонку редкие, как самоцветы, слова. Какая-то баба в красном платке и с двумя большими тюками в руках задержала Сашу настолько, что он оказался к разрезалке даже ближе, чем был раньше, но все-таки ему удалось как-то перелезть через тюки. Но тут впереди упала решетка, и Саша понял, что пропал. Он обмяк, зажмурился, но вместо того, чтобы увидеть за секунду всю свою жизнь, почему-то с невероятной отчетливостью вспомнил, как в четвертом классе довел на уроке пения молодого практиканта из консерватории до того, что тот, перестав играть на рояле музыку Кабалевского, встал с места, подошел к нему и дал по морде. Разрезалка лязгнула совсем близко, и Саша инстинктивно шагнул назад, подумав, что ведь может и проне…
AUTOEXEC.BAT — Level 4
«А куда, собственно, я иду? — подумал Саша, глядя в черное зеркало
двери вагона метро и поправляя на голове тюрбан. — До седьмого уровня я уже доходил, ну, может, не совсем доходил, но видел, что там. Все то же самое, только стражники толще. Ну, на восьмой выйду. Так это ж сколько времени займет… Правда, принцесса…»
Последний раз Саша видел принцессу два дня назад, между третьим и четвертым уровнем. Коридор на экране на секунду исчез, и на его месте появилась застланная коврами комната с высоким сводчатым потолком. И тут же заиграла музыка — жалующаяся и заунывная, но только сначала и только для того, чтобы особенно прекрасной показалась одна неожиданная нота в самом конце.
Саша перестал думать о принцессе и стал глядеть по сторонам. Народ вокруг был большей частью привокзальный, поганый. Было много пьяных, много одинаковых баб с сумками, особенно Саше не понравилась одна, в красном платке, с двумя большими тюками в руках. «Где-то я ее видел, — подумал Саша, — точно.» С ним так часто бывало в последнее время — казалось, что он уже видел то, что происходит вокруг, но вот где он это видел, и при каких обстоятельствах, он вспомнить не мог. Зато недавно он прочитал в каком-то журнале, что это чувство называется «Deja vu», из чего сделал вывод, что то же самое происходит с людьми и во Франции.
За стеклом замелькали колонны станции, поезд остановился. Саша дал толпе подхватить себя и медленно поплыл к эскалаторам. Работало два, Саша ответвился в ту часть толпы, которая двигалась к правому. В его голове потекли медленные и обычные для второй половины дня угрюмые мысли о жизни.
«Сейчас мне кажется, — думал он, — что хуже того, что со мной происходит, и быть ничего не может. А ведь пройдет пара этапов, и вот по этому именно дню и наступит сожаление. И покажется, что держал что-то в руках, сам не понимая, что — держал, держал, да и выкинул. Господи, как же погано должно стать потом, чтобы можно было жалеть о том, что происходит сейчас… И ведь что самое интересное — с одной стороны жить все бессмысленней и хуже, а с другой — абсолютно ничего в жизни не меняется. На что же я надеюсь? И почему каждое утро встаю и куда-то иду? Где-то так на быках пашут — привязывают клок сена перед мордой, и бык к нему идет, идет, пока все поле не перепашет. А кто, интересно, пашет на мне? И что для меня такое этот клок сена?»
Саша вдруг похолодел — до него донесся знакомый лязг. Он поднял голову и увидел на соседнем эскалаторе включившуюся разрезалку пополам. В первый момент испуг был так силен, что Саша даже не сообразил, что никакой угрозы для него нет. Потом, сообразив, он так громко сказал «Уй», что на него с соседнего эскалатора поглядела та самая баба с тюками, которая привлекла его внимание в вагоне. Она проехала разрезалку, глядя на Сашу и даже не догадываясь, что случилось бы, будь на ее месте он.