Я ушел один, когда был еще молодым, ушел на юг. Четыре года я проходил от одного поселения до другого, обходя стороной равнины, перебираясь из долины в долину, стуча молотком и не находя ничего или почти ничего. Летом работал в поле, зимой плел корзины или, чтобы прокормиться, тратил золото, которое взял с собой. Я уже сказал, что был один: женщины служат нам только для одного — рожать сыновей, чтобы род не угас, но мы их возле себя не держим. Да и на что женщина годится? Камни искать она не способна научиться, а если притронуться к ней, когда у нее регулы, она превратится в мертвый песок или пепел. Куда лучше девушки, которые встречаются в пути; с ними можно поразвлечься, провести ночь или даже месяц, не думая, как с женами, о том, что будет завтра. Свое завтра мы предпочитаем встречать в одиночестве. Когда тело женщины станет дряблым и бледным, когда у нее начнет болеть нутро, поредеют волосы, выпадут зубы и побелеют десны, лучше быть одному.
Я дошел до места, откуда в ясные дни была видна на юге горная цепь, и, дождавшись весны, направился к ней. Мне нестерпимо наскучила эта мягкая липкая земля, ни на что не годная, кроме как на поделки вроде глиняных свистулек, бессильная, лишенная тайн. Нет, равнины не для нас, а вот горы — другое дело. Скалы, эти земные кости, выходят наружу, они издают звуки под кованым башмаком, и можно научиться эти звуки различать. Я спрашивал у встречных дорогу, искал проходимые перевалы, интересовался у людей, есть ли в их краях свинец, где его продают, почем. Чем дороже мне называли цену, тем тщательней я обследовал округу. Кое-где даже не знали, что такое свинец. Когда я показывал им пластину, которую всегда ношу в суме, они гнули ее и смеялись, что она такая мягкая, даже интересовались с издевкой, уж не делают ли в моей стране из свинца плуги и мечи. Но чаще они не понимали меня, а я их. Хлеб, молоко, скромный ночлег, девушки, в каком направлении мне идти — вот и весь их разговор.
В разгар лета я преодолел высокий перевал. Солнце в полдень стояло почти над головой, а на лугах белели пятна снега. Когда я немного спустился, то увидел отары овец, пастухов, тропы, а глубоко внизу — долину; она тонула в темноте, будто там была ночь. Мне стали попадаться деревни, одна, прямо на горной реке, очень большая; сюда с окрестных гор спускались люди, чтобы менять скот, лошадей, сыр, шкуры и еще красное питье, они называли его вином. Я не мог удержаться от смеха, слушая их разговоры: не язык, а какое-то грубое бормотанье, слов не разобрать, будто звери перекрикиваются. Но, как ни странно, их оружие и инструменты похожи на наши, даже похитрее придуманы, да и сработаны лучше. Женщины тут прядут пряжу, как у нас. Дома каменные, не слишком красивые, зато прочные, но попадаются и деревянные. Они подняты над землей на несколько ладоней, потому что стоят на четырех или шести деревянных колодах с гладкими каменными кругляшами сверху. Если это для того, чтобы защититься от мышей, то выдумка неплохая. Крыши у них крыты не соломой, а широкими каменными пластинами, пива они не знают.
Я сразу заметил вверху, на склонах гор, окружавших долину, отверстия в скалах и нагромождения обломков — признак того, что кто-то здесь уже занимался разведкой. Но я вопросов не задавал, чтобы не вызвать подозрений: чужеземец вроде меня должен вести себя осторожно.
Я начал спускаться вдоль несущегося потока (помню, вода в нем бурлила и вскипала белой пеной, будто была смешана с молоком, у нас я такого никогда не видел), терпеливо изучая камни, это один из способов, которым мы пользуемся. Поток приносит камни издалека, и тому, кто понимает, они говорят о многом. Мне попадалось все понемногу: кремни, известняк, гранит, куски породы с железом, зеленые минералы и даже то, что у нас называют «гальмейда», но интересовавших меня камней не было. В голове, точно гвоздь, засела мысль: не может в таком месте, где у людей полно железа, где в скалистых обнажениях розовые слои чередуются с белыми, не быть камней со свинцом.
Я медленно спускался вниз по реке, перепрыгивая в глубоких местах с уступа на уступ и разглядывая камни у себя под ногами; я был похож на взявшую след ищейку. Наконец чуть ниже по течению, где в реку вливался небольшой ручей, среди множества почти одинаковых камней мое внимание привлек беловатый камень с черными зернышками. Я застыл на месте, как вкопанный, как собака перед дичью. Камень был тяжелый, рядом лежал еще один, поменьше. Мы редко ошибаемся, но на всякий случай я разбил его, вынул кусочек, похожий на орех, и решил проверить. Хороший серьезный искатель, который не привык обманывать себя и других, не должен верить своим глазам, потому что камень, который кажется мертвым, на самом деле способен притворяться. Иногда он меняет свой вид, пока его выкапываешь, как некоторые змеи, которые меняют цвет, чтобы остаться незамеченными. Поэтому хороший искатель всегда имеет при себе глиняный тигель, древесный уголь, порох для розжига, кресало и еще кое-какие средства, с помощью которых можно определить, стоящий камень или нет, но о них я не могу вам сказать, потому что это секрет.