— Тех, кого зовут красными, — отозвался на подсказку Тревис, — их немного. Быть может, позднее их станет больше. Слышал ли ты что?нибудь по этому поводу? — спросил он у Менлика.
— Нет, нам многого не говорили. Мы жили отдельным стойбищем, и никто не приближался к Небесной Лодке без позволения. У них есть могучее оружие, в противном случае они все уже давно были бы мертвы. Ибо немыслимо для человека делить пищу, степи и безмятежно спать под одним небом с тем, кто является убийцей его брата.
— Значит, они убили многих среди твоего народа?
— Да, они — убийцы, — коротко отозвался Менлик.
Кайдесса пошевелилась и что?то прошептала на ухо брату. Хулагир вздернул голову и быстро заговорил:
— Что он говорит? — потребовал объяснения Деклай.
Девушка ответила:
— Он говорит о нашем отце, который помог бежать троим, и позже был убит в назидание остальным, поскольку он был нашим «белобородым» ханом.
— И мы все поклялись собственной кровью, что они тоже умрут, добавил Менлик. — Но вначале мы должны вытряхнуть их из раковины Небесной Лодки.
— В этом?то и проблема, — пояснил Тревис для своих сородичей. — Нам надо как?то выманить этих красных из их лагеря. Когда они отправляются в экспедицию, то обязательно прихватывают с собой машину для управления мыслями. Но она контролирует только монголов, а на нас никакого действия не оказывает.
Но она контролирует только монголов, а на нас никакого действия не оказывает.
— И снова я спрашиваю: какое нам до этого дело? — нетерпеливо вскочил на ноги Деклай. — Эта машина не может нас поработить, и мы способны разбить наши лагеря где угодно, там, где никакие пинда?лик?о?йи не смогут нас найти.
— Мы не неуязвимы. Мы не знаем степень воздействия этих машин. Негоже восклицать «докса?да» (это не так), коль неизвестно, что может прятаться в типи врага.
К своему облегчению, Тревис заметил согласие с его словами на лицах Цуая, Нолана и Осторожного Оленя. С самого начала у него не было надежды хоть как?то убедить Деклая. Он мог полагаться лишь на то, что будет принята воля большинства. Это восходило к древнейшей, заложенной испокон веков традиции престижа у апачей. Вождь — нантан — обладал го'нди — особой властью в качестве дара со дня рождения. Обычный апач мог иметь власть над лошадьми, скотом, мог иметь дар накапливать богатства, и, следовательно, делать щедрые подарки, то есть быть икаднтлизи — богачом, выразителем воли в качестве представителя целых семей. Но не существовало у апачей наследных вождей или даже неограниченных правителей внутри клана. Нагунлка — дант'ан, или военный вождь, вел только по тропе войны, и не было у него голоса в делах клана, за исключением только тех вопросов, которые касались военных приготовлений.
Терпеть раскол в своих рядах сейчас — это могло смертельно ослабить их маленький клан. Деклай и его сторонники имели право отделиться, и никто не мог им в этом воспрепятствовать, так гласили племенные законы.
— Мы подумаем об этом, — осторожно заключил Осторожный Олень и повел рукой. — Здесь есть пища, вода, пастбище для коней, лагерь для наших гостей. Они подождут здесь, — он перевел взгляд на Тревиса. — Ты тоже подождешь с ними. Фокс, поскольку ты уже успел с ними близко познакомиться.
Тревис хотел было возразить, но тут же признал мудрость Осторожного Оленя. Союз с монголами должен предложить незаинтересованный человек. Если бы это сделал он, Тревис, наверняка многие воспротивятся. Пусть Осторожный Олень сам поговорит с кланом, и тогда союз станет свершившимся фактом.
— Хорошо, — согласился Тревис.
Осторожный Олень внимательно посмотрел на солнце, потом на выросшие тени, прикидывая время, а затем произнес:
— Мы возвратимся утром, когда тень ляжет здесь, — он носком мокасина провел линию на мягком песке, затем, не прощаясь, повернулся и повел всех остальных прочь.
— Твой вождь, этот самый? — спросила Кайдесса, показывая вслед Осторожному Оленю.
— К нему очень прислушиваются в совете, — отозвался Тревис. Он принялся раскладывать костер, к которому потом подтащил освежеванного теленка жабьемордого животного, которого оставили охотники специально для них. А Менлик присел на корточки у самого бассейна и принялся пить, сложив руки пригоршней. Хулагир отгонял лошадей подальше на пастбище, а Кайдесса, взяв на себя женские обязанности, принялась резать свежее мясо.
Менлик запрокинул голову и, прищурившись, посмотрел против солнца.
— Понадобится много уговоров, чтобы убедить этого низенького, заметил он. — Ему не нравимся ни мы, ни твой план. Такие есть и в нашей орде, — он стряхнул воду с пальцев. — Но я знаю одно, Человек, Который Зовет Себя Лисой, что если мы не объединимся, никакой надежды одолеть красных не останется. Мы просто блохи перед ними, и нас попросту раздавят, — и он похлопал себя по колену, демонстративно и многозначительно.
— Я тоже в этом не сомневаюсь, — признался Тревис.
— Давай же надеяться, что наши сородичи будут столь же мудры, как и мы, — сказал Менлик, улыбаясь.
— Ну, а поскольку повлиять на их решение мы никак не можем, у нас как раз остается время для отдыха.
Сразу после обеда шаман улегся спать, пережидая жару. Хулагир принялся бродить по каньону, то обтирая лошадей, то останавливаясь и разговаривая с Кайдессой. Тревис чувствовал, что сын хана чем?то очень обеспокоен, но чем, понять было трудно. И те косые взгляды, которые он время от времени бросал на Тревиса и тут же отворачивался, начинали тревожить апача.