Я отдернул трубку от уха и все равно слышал его гогот.
— Эрик, послушай… — начал я.
— Как живете? Как животик? Как живо-тик-так? На здоровье не жалуетесь? И вообще? Как оно? С писком и с визгом? Типа, где твоя башка в данный момент времени, а? Ой, Фрэнк, а ты знаешь, почему «вольво» свистят? И я не знаю, но кому какое дело? Как там Троцкий говорил? «Сталин мне нужен, как дырка в башке». Ха-ха-ха-ха-ха! На самом деле не люблю я эти немецкие машины; слишком у них фары близко посажены. Фрэнки, ты там как?
— Эрик…
— В кровать, уснуть; и подрочить, быть может. Вот в чем трудность! Хо-хо-хо!
— Слушай, Эрик, — вклинился я и, удостоверившись, что отца поблизости нет, выдал: — Заткнулся бы ты, а?
— Чего-чего? — тихо проговорил Эрик с обидой в голосе.
— Собака, — прошипел я. — Я видел сегодня эту собаку. Возле нового дома. Я там был. И все видел.
— Какая еще собака? — с недоумением переспросил Эрик. Я услышал его тяжелый вздох, и в трубке что-то звякнуло.
— Эрик, хватит со мной в прятки играть! Я все видел. Я хочу, чтобы ты прекратил, ясно? Хватит собак! Слышишь? Ты меня понял? Ну?!
— Что «ну»? Каких таких собак?
— Ты меня слышал. Ты уже слишком близко. Хватит собак. Оставь их в покое. И детей тоже. Чтобы больше никаких червяков. Забудь ты о них. А если хочешь нас повидать — заходи, мы будем рады. Но никаких червей, никаких горящих собак. Учти, Эрик, я серьезно. Можешь поверить.
— Чему поверить? Ты это вообще о чем? — заголосил он жалобно.
— Ты все слышал, — ответил я и повесил трубку.
Но остался стоять у телефона, поглядывая на верхнюю площадку. Через несколько секунд снова раздался звонок. Я поднял трубку, услышал пиканье и бросил ее на рычаг. Постоял еще несколько минут, но все было тихо.
Я стал спускаться в гостиную, и тут из кабинета вышел отец, протирая руки тряпкой и глядя на меня широко раскрытыми глазами. В коридоре повеяло странным запахом.
— Кто это был?
— Да просто Джейми, — ответил я. — Покривляться, видите ли, решил.
— Ну-ну, — с явным облегчением произнес отец и снова исчез в кабинете.
В дальнейшем из кабинета не доносилось ни звука — кроме отрыжки от карри. Вечером, когда жара спала, я обошел остров по периметру, всего один раз. С моря наползали облака, словно затягивая небо шторами и силком сгоняя все дневное тепло на остров. Где-то за холмами пророкотал гром, но молний не было. Спал я тревожно, всю ночь крутился в кровати, обливаясь потом, пока над песками не вспыхнули багровые прожилки рассвета, как налитый кровью глаз.
11
Блудный сын
Очнувшись после очередного раунда беспокойного сна, я обнаружил, что ватное одеяло свалилось на пол. И все равно я был весь в поту. Я встал, принял душ, тщательно побрился и поднялся на чердак, пока крыша не слишком раскалилась от солнца.
На чердаке было очень душно. Я распахнул слуховые окна, высунул голову и тщательно осмотрел в бинокль сушу и море. Небо по-прежнему было затянуто; свет казался усталым, а с моря веяло какой-то тухлятиной. Я немного повозился с Фабрикой, задал корма пауку, муравьям и венериной мухоловке, протер стекло над циферблатом, проверил аккумуляторы и провода, смазал петли на дверцах и прочие механизмы — просто чтобы как-то развеяться. Вытер пыль с алтаря, аккуратно все на нем расставил, выверил по линейке расстояние между банками-склянками — чтобы все было симметрично.
За это время я снова успел вспотеть, но вторично лезть в душ поленился. Папа уже встал, и, пока он готовил завтрак, я посмотрел по телевизору что-то из утренних субботних программ. За завтраком не было сказано ни слова. Потом я обошел остров по всему периметру, на всякий случай захватив из Бункера мешок с черепами и тушками.
Обход продолжался дольше, чем обычно, поскольку я то и дело взбирался на верхушку ближайшей дюны и осматривал прилегающую территорию. Но так ничего и не высмотрел. Головы на Жертвенных Столбах были в довольно приличном состоянии. Заменить понадобилось разве что пару мышиных черепов — вот, собственно, и все. Остальные головы и вымпела были в целости и сохранности. На склоне дюны, обращенном к городу, я обнаружил мертвую чайку — клювом к центру острова. Голову я взял, остальное закопал под столбом; она уже начинала подванивать, так что я засунул ее в полиэтиленовый пакетик и положил в мешок, к черепам и тушкам.
Я услышал, а потом и увидел, как вспорхнули и закружились птицы, значит, кто-то шел по тропинке; но я знал, что это всего лишь миссис Клэмп.
Голову я взял, остальное закопал под столбом; она уже начинала подванивать, так что я засунул ее в полиэтиленовый пакетик и положил в мешок, к черепам и тушкам.
Я услышал, а потом и увидел, как вспорхнули и закружились птицы, значит, кто-то шел по тропинке; но я знал, что это всего лишь миссис Клэмп. Я взобрался на дюну и увидел, как она подъезжает к мосту на своем древнем велосипеде с корзиной. Когда она скрылась из виду, я еще раз оглядел пастбища и дюны за ними, но там были одни лишь овцы и чайки. Над свалкой поднимался дым, и, если напрячь слух, можно было расслышать мерное урчание старого дизеля на железной дороге. Небо оставалось затянутым, но не так плотно, а ветер — вялым и нерешительным. На море у горизонта виднелись золотые полосы, там, где под просветами в облаках поблескивала вода, — но это далеко, совсем далеко.