— Это как раз понятно. Одно дело судить простолюдинку, другое — леди.
— Не перебивай. Я, такая-то девица, обличена в колдовстве, но вину свою отрицаю. Поэтому назначается Божий суд. Срок Божьего суда виноватая пожелала отсчитывать с завтрашнего дня. Представляешь, я им и слова сказать не успела!
— Ты не успела? Не представляю!
— Да ну тебя! Отвели в темницу, отобрали штаны, куртку, дали этот балахон. У меня в куртке ножик спрятан был. Они как его нашли, позвали кузнеца и заковали в кандалы. Но кормили хорошо. Картофельный суп, а в нем мясо. Два раза в день. А на восьмой день дождь пошел.
— Кого заковали? Кузнеца?
— Тебе бы только шутить. А знаешь, какой ножик был! Как кинжал! Ой!
Ой — это потому, что напильник сорвался и пилюкнул ей по ноге.
— А почему тебя так рано сжечь хотели? Полагается ведь за два часа до заката.
— Не знаю. Так магистр приказал. И гонцов по деревням не посылали. Обычно посылают. Поэтому и ждут до вечера, чтоб народ собраться успел.
Выходит, процесс шел с нарушением процессуальных норм. Даже по их законам. Почему они так торопились?
— А ты хотела бы получить назад свои земли?
— Не знаю. Но магистра я точно убью! Он… Для него люди — как дрова. Нужны дрова — от дождя укрывает. А потом в печку кинул — и забыл. Как и не было.
— Ты не обманываешь, что он за тебя срок назначил?
— Что я, совсем глупая? Дождя ведь четыре дня не было. Я бы дождалась дождя, и со следующего дня…
— Тогда, может, не все потеряно. Подумать надо.
— Ты поможешь мне магистра убить?
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
Последний браслет наконец разваливается на две половинки. Женщины, конечно, любят приуменьшать возраст, но ей-то зачем?
— Посмотри мне в глаза.
— Ну… через два месяца будет.
Кто сказал, что акселерацию изобрели в двадцатом веке?
— И в кого ты такая кровожадная?
— В дедушку, — стягивает с напильника рукоятку, взвешивает на ладошке и с разворота запускает в столб.
Смотрю на столб — напильник торчит под прямым углом, а до столба больше десяти метров. Смотрю на нее. Сосредоточенно зализывает на ладошке сорванную мозоль. Все понял, чешуйчатый? Скоро эта амазонка будет выгуливать тебя на поводке.
— Мастер Дракон, а когда драконы ужинают?
Началось! Боже, за что мне такое наказание? Ну почему я не отнес ее к Титу Болтуну?
— Ты умеешь разводить огонь?
— У меня огнива нет.
Мясо добыл я. Молоденького лося. Соль есть. Каменная. Я ее лизал, но Лире об этом говорить не буду. Пусть думает на лосей. Ведро взял из мастерской. Ручей — вот он. Костер сложила Лира. Остается найти коробок спичек. Или зажигалку. Или сварочный пистолет. На худой конец сошел бы папуас из Австралии. Сижу, думаю, задумчиво обгрызаю березовое полешко.
— Я думала, ты сейчас огнем дунешь, и все.
— Индюк тоже думал, да в суп попал…
— А кто такой сэр Индюк?
— Сэр Индюк очень похож на сэра Петуха, но вкуснее и супа из него больше получается.
— Я есть хочу, а тебе только бы посмеяться.
— Будем добывать огонь трением. Нужна веревка.
Недоверчиво смотрит на меня, потом поворачивается спиной, задирает платье и сматывает с талии кожаный ремешок.
— Такая подойдет?
Расщепляю сухое полешко, формирую клыком в каждой половинке по лунке. Выбираю нетолстый сук попрямей, обламываю лишнее и заостряю концы. Матчасть готова. Кладу полешко на землю, прижимаю лапой. В лунку вставляю сук, накрываю второй половиной полена.
— Обмотай сук в два оборота и дергай за концы туда-сюда.
Не может быть, чтоб папуас с такой работой один справлялся. Дым идет вовсю, но у нас заняты две руки и четыре лапы. Наконец Лира ногами запихивает в лунку мох, обжигается, вопит, но держит. Дым сменяется язычками огня, которые тут же гаснут. Лира раздувает искорки и разводит костер.
— Здорово! У нас в деревне никто так не умеет! А правда, что драконы все на свете знают?
— Неправда. Драконы знают ровно половину всего на свете.
Тихий час после ужина. Лиру отправил стирать платье. Сам лежу на спине, грею брюшко в лучах заходящего солнца. Вернется, посмотрю, хорошо ли умеет выделывать шкуры. Я совсем не умею. Один раз попробовал. Вся шерсть вылезла, кожа затвердела как фанера. При попытках согнуть ломалась. Так и не удалось сделать занавеску. Всю зиму ночевал в чулане. Там в любой мороз выше нуля, сама гора греет. Но — темно. Поэтому и назвал — чулан. Почему я такой ленивый? Жареное мясо в десять раз вкуснее березового полена. Суп — хуже: бульон неплохой, но чего-то не хватает. Морковку бы сюда, картошечки, бобов. И остыл к тому же, пока ложки делали. О ложках мы забыли.
— Ли-и-ра! Что вы в суп кладете кроме мяса?
— Мы мясо только по праздникам кладем. А так картошку.
На-ша милая картошка-тошка-тошка-тошка. Пи-онерский идеал! Семейство пасленовых. Привезена в Европу из Америки. Сначала — картофельные бунты, потом — основной продукт питания. Все помню! Нет, ошибка в логике. Я же не помню, чего не помню. Если взять бочку из мастерской, снять крышку, получится кастрюлька для меня.
Если взять бочку из мастерской, снять крышку, получится кастрюлька для меня. Только сначала насыпать туда сухого песка и камешков и покатать по берегу. Ржавчину удалить. Так раньше кольчуги чистили. То есть, сейчас чистят. Картошку будет Лира чистить. Готовить — женское дело. Нет, Лира эту кастрюльку за два дня не одолеет. Неважно. Молодую картошку чистить не надо, а до старой дело не дойдет. На посев займу у Тита Болтуна. А кто поле пахать будет? Я вместо трактора? Нет уж, дудки… Несолидно. Раскорчевать помогу, но пусть сами сажают. У Тита жеребчик рыцарских кровей подрастает. Тяжеловоз, что ли. Как там Колумб? Еще жив, или помер? Может, слетать, посмотреть? Познакомлю Лиру с живым Колумбом. В каком году помер Колумб?
— Ли-и-ра! Какой сейчас год?