Электра. Ты хочешь искупить за нас грехи?
Орест. Искупить? Я сказал, что вберу в себя покаяния всех, но я не сказал, как поступлю с этими кудахтающими курами: может, я сверну им шею.
Электра. А каким образом ты возьмешь на себя наши злодеяния?
Орест. Вы только и мечтаете от них отделаться. Царь и царица насильно заставляют вас помнить о них.
Электра. Царь и царица… Филеб!
Орест. Боги свидетели, я не хотел пролить их кровь.
Долгое молчание.
Электра. Ты слишком молод, слишком слаб…
Орест. Неужели ты отступишь теперь? Спрячь меня во дворце, вечером проведешь меня к царскому ложу и увидишь, слаб ли я.
Электра. Орест!
Орест. Электра. Ты впервые назвала меня Орестом.
Электра. Да. Это ты. Ты — Орест. Я не узнала тебя, я ждала тебя не таким. Но эта горечь во рту, этот привкус лихорадки — я тысячу раз ощущала его в моих снах, — я узнаю его теперь. Итак, ты явился, Орест, и твое решение принято, и я, как в моих снах, на пороге непоправимого поступка, и мне страшно — как во сне. О миг, которого я так ждала и так боялась! Отныне минуты будут цепляться одна за другую с механической неотвратимостью, и у нас не будет роздыха, пока оба они не упадут навзничь, и лица их будут подобны раздавленным тутовым ягодам. Сколько крови! И ее прольешь ты, ты, чей взгляд был так мягок.
Увы, никогда уж мне не видеть этой мягкости, никогда не видеть вновь Филеба. Орест, ты мой старший брат и глава семьи, обними меня, оборони — мы идем навстречу великим страданиям.
Орест обнимает ее. Юпитер выходит из своего убежища и, крадучись, удаляется.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Во дворце. Тронный зал. Статуя Юпитера, жуткая, окровавленная. Темнеет.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Электра, входит первой, делает знак Оресту.
Орест. Кто-то идет. (Обнажает меч.)
Электра. Это солдаты делают обход. Спрячемся здесь.
Прячутся за троном.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Электра и Орест, спрятавшиеся, двое солдат.
Первый солдат. Не знаю, что сегодня с мухами, прямо, обезумели.
Второй солдат. Чуют мертвецов и радуются. Я даже зевнуть не смею, боюсь — ринутся в открытый рот и устроят карусель в глотке.
Электра на мгновение показывается и снова прячется.
Послушай, что-то скрипнуло.
Первый солдат. Это Агамемнон сел на трон.
Второй солдат. И под его широким задом заскрипели доски сиденья? Нет, коллега, невозможно: мертвецы ничего не весят.
Первый солдат. Это простой народ ничего не весит. А он, до того как по-царски помереть, любил пожить по-царски и весил, год больше, год меньше, свои восемь пудов. Вот невидаль, если ему от них осталось несколько фунтов.
Второй солдат. Так ты думаешь… он здесь?
Первый солдат. А где ему быть? Если бы я, к примеру, был мертвым царем и мне б ежегодно давали увольнительную на сутки, я уж точно проводил этот денек на своем троне — посидел бы, припомнил всякое, разные разности из приятного прошлого, никому не причиняя зла.
Второй солдат. Ты так говоришь, потому что живой. А был бы не живой, стал бы такой же вредный, как остальные.
Первый солдат дает ему пощечину.
Да ты что?
Первый солдат. Для твоей же пользы — гляди, одним махом семерых пристукнул, целый рой.
Второй солдат. Кого, покойников?
Первый солдат. Да нет. Мух. Вся рука в крови. (Вытирает руку о штанину.) Паскуды.
Второй солдат. Что б богам убить их при рождении. Подумай только, сколько здесь покойников, а все тише воды, ниже травы, стараются никому не мешать. Были бы мухи дохлыми, и они бы так себя вели.
Первый солдат. Заткнись, только мушиных привидений тут не хватало…
Второй солдат. А что они тебе?
Первый солдат. Соображаешь? Их ведь дохнут каждый день миллионы. Если бы на город выпустили всех мух, которые умерли с прошлого лета, то на каждую живую пришлось бы триста шестьдесят пять мертвых, и все бы они роились вокруг нее. Бр-р! Воздух был бы просахарен мухами, мы бы ели мух, дышали мухами, они просачивались бы в наши бронхи, в кишки, как липкий сироп… Слушай, может быть, здесь от этого так странно пахнет?
Второй солдат. На такой зал, в сто квадратных метров, вполне достаточно несколько покойников людей, чтоб все провоняло. Говорят, у наших покойников дурно пахнет изо рта.
Первый солдат. Подумать только! Они себе портят кровь, эти…
Второй солдат. Говорю тебе, тут что-то не то: пол скрипит.
Они заглядывают за трон с правой стороны; Орест и Электра выходят из-за него слева, проходят перед ступенями трона и, зайдя за трон справа, вновь прячутся в тот момент, когда солдаты выходят слева.
Первый солдат. Никого нет, видишь. Это Агамемнон, говорю тебе, проклятый Агамемнон! Должно быть, сидит на этих подушках прямой, точно палку проглотил, и смотрит на нас. Да и как ему иначе убить время, делать-то нечего — вот он и смотрит.
Второй солдат. Может, лучше встать по стоике «смирно», хрен с ними, с мухами, пусть щекочут нос.
Первый солдат. Был бы я сейчас в кордегардии, в картишки б перекинулся. Мертвецы, которые туда заходят, свои ребята, такая же пехота.
Мертвецы, которые туда заходят, свои ребята, такая же пехота. Как подумаю, что покойник-царь здесь, подсчитывает сколько пуговиц не хватает на моем мундире, становится не по себе, точно на генеральском смотру.
Входят Клитемнестра, Эгисф, служители вносят лампы.