— Ты, Ардальон Борисыч, не проговорись, когда венец-то будет, а то еще помешают.
Деньги на расход по свадьбе Передонов выдавал неохотно, с издевательствами над Варварою. Иногда он приносил свою палку с набалдашником-кукишем и говорил Варваре:
— Поцелуй мой кукиш — дам денег, не поцелуешь — не дам.
Варвара целовала кукиш.
— Что ж такое, губы не треснут, — говорила она.
Срок свадьбы таили до самого назначенного дня даже от шаферов, чтоб не проболтались. Сперва позвали в шаферы Рутилова и Володина, — оба охотно согласились: Рутилов ожидал забавного анекдота. Володину было лестно играть такую значительную роль при таком выдающемся событии в жизни такого почтенного лица. Потом Передонов сообразил, что ему мало одного шафера. Он сказал:
— Тебе, Варвара, одного будет, а мне двух надо, мне одного мало: надо мной трудно венец держать, я — большой человек.
И Передонов пригласил вторым шафером Фаластова. Варвара ворчала:
— Куда его к чорту, два есть, чего еще?
— У него очки золотые, важнее с ним, — сказал Передонов.
Утром в день свадьбы Передонов помылся теплою водою, как всегда, чтобы не застудить себя, и затем потребовал румян, объясняя:
— Мне надо теперь каждый день подкрашиваться, а то еще подумают — дряхлый, и не назначат инспектором.
Варваре жаль было своих румян, но пришлось уступить, — и Передонов подкрасил себе щеки. Он бормотал:
«Сам Верига красится, чтобы моложе быть. Не могу же я с белыми щеками венчаться».
Затем, запершись, в спальне, он решил наметить себя, чтобы Володин не мог подменить его собою. На груди, на животе, на локтях, еще на разных местах намазал он чернилами букву П.
«Надо было бы наметить и Володина, да как его наметишь? Увидит, сотрет», — тоскливо думал Передонов.
Затем пришла ему в голову мысль, что не худо бы надеть корсет, а то за старика примут, если невзначай согнешься. Он потребовал от Варвары корсет. Но Варварины корсеты оказались ему тесны, ни один не сходился.
— Надо было раньше купить, — сердито ворчал он. — Ничего не подумают.
— Да кто же мужчины носят корсет? — возражала Варвара, — никто не носит.
— Верига носит, — сказал Передонов.
— Так Верига — старик, а ты Ардальон Борисыч, слава богу, мужчина в соку.
Передонов самодовольно улыбнулся, посмотрел в зеркало и сказал:
— Конечно, я еще лет полтораста проживу. Кот чихнул под кроватью. Варвара сказала, ухмыляясь:
— Вот и кот чихает, значит — верно.
Но Передонов вдруг нахмурился. Кот уже стал ему страшен, и чиханье его показалось ему злою хитростью.
«Начихает тут чего не надо», — подумал он, полез под кровать и принялся гнать кота. Кот дико мяукал, прижимался к стене и вдруг, с громким и резким мяуканьем, шмыгнул меж рук у Передонова и выскочил из горницы.
— Чорт голландский! — сердито обругал его Передонов.
— Чорт и есть, — поддакивала Варвара, — совсем одичал кот, погладить не дается, ровно в него чорт вселился.
Преполовенские послали за шаферами с раннего утра. Часам к десяти все собрались у Передонова. Пришли Грушина и Софья с мужем. Подали водку и закуску. Передонов ел мало и тоскливо думал, чем бы ему отличить себя еще больше от Володина.
«Барашком завился», — злобно думал он и вдруг сообразил, что ведь и он может причесаться по-особенному. Он встал из-за стола и сказал:
— Вы тут ешьте и пейте, мне не жалко, а я пойду к парикмахеру, причешусь по-испански.
— Как же это по-испански? — спросил Рутилов.
— А вот увидишь.
Когда Передонов ушел стричься, Варвара сказала:
— Все придумки разные придумывает. Черти ему все мерещатся. Поменьше бы сивухи трескал, опитоха проклятый!
Преполовенская сказала с хитрою усмешечкою:
— Вот повенчаетесь, Ардальон Борисыч получит место и успокоится.
Грушина хихикала. Ее веселила таинственность этого венчания и подстрекала жажда устроить какое-нибудь позорище, да так, чтобы самой не быть замешанною. Она под рукою шепнула вчера вечером некоторым из своих друзей о часе и месте венчания. Сегодня рано утром она зазвала к себе младшего слесаренка, дала ему пятачок и подговорила к вечеру ждать за городом проезда новобрачных и накидать в их повозку сору да бумажек. Слесаренок радостно согласился и дал клятвенное обещание не выдавать. Грушина напомнила ему:
— А Черепнина-то выдали, как вас пороть стали.
— Дураки мы были, — сказал слесаренок, — а теперь хоть пусть повесят, все равно.
И слесаренок, в подтверждение своей клятвы, съел горсточку земли. За это Грушина прибавила ему еще три копейки.
В парикмахерской Передонов потребовал самого хозяина. Хозяин, молодой человек, окончивший недавно городское училище и почитывавший книги из земской библиотеки, кончил стричь какого-то незнакомого Передонову помещика. Скоро кончил и подошел к Передонову.
— Сперва его отпусти, — сердито сказал Передонов.
Помещик расплатился и ушел. Передонов уселся перед зеркалом.
— Мне постричься и прическу надо сделать, — сказал он. — У меня сегодня важное дело есть, совсем особенное, — так ты мне сделай прическу по-испански.
Стоявший у двери мальчик-ученик смешливо фыркнул. Хозяин строго посмотрел на него. По-испански стричь ему не приходилось, и он не знал, что это за прическа испанская, и есть ли такая прическа. Но если господин требует, то, надо полагать, он знает, чего хочет. Молодой парикмахер не пожелал обнаружить своего невежества. Он почтительно сказал: