Я подумала, что тоже была бы не прочь заняться политикой, если это хоть немного разгрузит от кирхен-кюхен, но понимала, что обо мне речь не идет, поэтому принялась за обед, обильно намазывая на бесплатный хлеб бесплатное масло.
— Дочь, забыл упомянуть, мы назовем Ангела, в честь… э-э… моей прабабушки, сначала она будет работать дипломатом, а годам к двадцати пяти выдвинет сбою кандидатуру на выборах в бундестаг. Так.
— А если она захочет стать автобусным кондуктором, а наш сын — работать в журнале для геев и пропагандировать пацифизм?
— Так. — Немец окатил меня взглядом, как ледяной полой в душе Антарктиды. И, подозрительно прищурясь, сказал, что его детям в голову такие бредовые идеи прийти не могут, разрабатывая этот план, он его детали не с потолка брал, и в его семье не было и не может быть таких отщепенцев, короче, он тщательно все продумал.
Глядя в блеклые глаза «истинного арийца», в которых сквозила холодная одержимость, я предпочла больше не возражать и, зевая, сказала, что он меня полностью убедил.
Тут у него зазвонил телефон.
— Меня срочно вызывают в офис, надо посчитать, сколько у нас вышло за обед. Так.
После чего сделал тщательные подсчеты на бумажке и. подведя итоги, сказал, сколько я должна за свою часть съеденного, мы ведь еще не женаты. Хорошо, что мои шампиньоны шли как гарнир, поэтому были недороги, и я смогла их оплатить, выскребя последнюю мелочь.
— Надеюсь увидеться с вами сегодня вечером. Так.
Где вы остановились?
— Нигде, вы мне очень понравились, и я великолепно провела с вами эти двадцать минут, — романтичным тоном отозвалась я, в душе обзывая его жадной скотиной. — Но, к сожалению, должна вам признаться, что не смогу иметь детей от немца. Я поклялась в этом дедушке, который разрешил мне выйти замуж за фрица (это его любимое слово, не обижайтесь), если только пообещаю ему не плодить маленьких фашистов, опять же по выражению старика.
Дедушка мне очень дорог, он продал вагончик, в котором жил, и переехал в дом престарелых, чтобы оплатить мое образование швеи-мотористки. Сначала я хотела это от вас скрыть, но, увидев и пообщавшись с вами, поняла, что не смогу обмануть такого достойного человека!
— Я вам признателен за откровенность, фройляйн, к сожалению, не смогу на вас жениться на таких условиях, прощайте. Так!
— Ах, мое сердце разбито, — застонала я, но не слишком громко, чтобы немец вдруг не услышал и не вернулся.
Мне ничего не оставалось, как сидеть за столиком: надо дождаться Акису, выходить в ураган, чтобы посмотреть на полузатопленный немецкий городок, большого желания не было, еще козырек над крыльцом на голову упадет с моим сегодняшним удачным днем.
Глава двадцать седьмая,
КОММЕРЧЕСКАЯ
Не успела я доесть грибы, как появилась джинния. У нее был очень расстроенный вид. Из жалости, опережая вопрос, сразу сообщила ей, что встреча прошла неудачно. Но она даже не очень и рассердилась.
— Пока ты наслаждалась общением с этим приятным богатым господином, о котором еше будешь вспоминать, когда тебе придется выйти замуж за бродячего музыканта, я…
— Лучше за бродячего рок-музыканта! — живо подхватила я. Все-таки неспроста большинство знаменитых актрис выходит замуж за рок-музыкантов. Наверное, в них есть что-то еще помимо разрушенного наркотиками мозга, пострадавшей от алкоголя печени и пропавшего от визга поклонниц музыкального слуха.
— Да, но тебе самой придется его искать, надев железные башмаки, потому что много и долго придется ходить, пока не встретишь музыканта, отвечающего твоим запросам. Но не прерывай больше моего печального повествования. Я полетела в Ирем, узнать, погиб ли мой враг при воцарении дракона, и если да, то попробовать сразу восстановить прописку.
Хануман сказал мне сегодня, что в великом Городе Колонн не все хорошо, но я от радости, что могу вернуться, не придала значения его словам, подумав, что это, скорее всего, временные беспорядки, как это бывает при неожиданной смене власти. Мы, джинны, не любим, когда меняют наш привычный уклад жизни без особого нашего желания, однако нет ничего, к чему бы мы не могли привыкнуть.
На мою беду, прошло слишком мало времени, и хотя дракон Аджи-Дахака отправил в изгнание нашего шахиншаха Бимелуса-второго (а он многих джиннов устраивал как глупый, но не слишком жестокий владыка, а главное, не пытавшийся менять нашу жизнь к лучшему), стражники в воротах попытались меня схватить, у них даже был мой вышитый портрет, — не без гордости сообщила Акиса и, поколебавшись, добавила: — У главного визиря на меня зуб, как у вас говорится, и он по-прежнему жив и имеет власть, а самое важное, ничего не забыл!
— Значит, ты что-то сделала визирю?! Молодец, уверена, он был злой и бессердечный, как большинство визирей в арабских сказках!
Джинния смешалась, но так и не сказала, чем она досадила первому советнику государя.
— В общем, я еле ноги унесла, но признаю, что Хануман был прав: в городе одни руины, мои соплеменники в скорби, а не желающие повиноваться томятся в зинданах!
Услышав такое, остаться равнодушной было нереально, у меня отходчивое сердце, и я с сочувствием заглянула в ее глаза.