А Шивон однажды сказала, что когда у нее плохое настроение или она грустит, она закрывает глаза и представляет себя в доме на Кейп-Коде вместе со своей подругой Элли. Они путешествуют на лодке от Провинстауна и выходят на пляж, чтобы посмотреть горбатых китов. И когда она думает об этом, ей становится хорошо и спокойно.
А иногда, когда кто-нибудь умирает, как умерла мать, люди спрашивают: «Что бы ты сказал своей маме, если б она была сейчас здесь?» Или: «Что бы подумала твоя мама?» И это глупо, потому что мать мертва. Умершим людям нельзя ничего сказать, мертвые не могут думать.
И у бабушки тоже есть картинки в голове, но они все сумбурные, как будто бы кто-то перепутал разные фильмы, и она не может сказать, что в каком порядке происходило. Так что она думает, будто умершие люди еще живы, и не понимает, что случилось в реальной жизни, а что показывали по телевизору.
127
Когда я вернулся из школы, отец еще был на работе, так что я отпер наружную дверь, вошел и снял пальто. Потом я прошел на кухню и положил свои вещи на стол. И одной из этих вещей была книга, которую я брал в школу, чтобы показать Шивон. Я сделал себе малиновый молочный коктейль, подогрел его в микроволновой печи и пошел в гостиную, чтобы посмотреть фильм из сериала «Голубая планета» . Там рассказывалось о самых глубоких частях океана.
Фильм был о морских животных, которые живут вокруг серных кратеров подводных вулканов, где газы извергаются из земной коры в воду. Ученые никогда не подозревали, что в этом месте могут быть живые организмы, потому что там слишком горячо и много ядовитых веществ, но оказалось, что внутри есть целая экосистема.
Мне нравится этот эпизод, поскольку он демонстрирует, что наука всегда может открыть что-то новое и все факты, которые считались доказанными, могут оказаться совершенно неверными. И еще мне нравится, что все эти кадры были сняты в таком месте, до которого добраться сложнее, чем до вершины Эвереста, хотя оно находится всего несколькими милями ниже уровня моря. И это одно из самых тихих, темных и таинственных мест на Земле. И мне иногда нравится представлять, что я спускаюсь туда в сферическом подводном аппарате с окнами в тридцать сантиметров толщиной, чтобы они не провалились под давлением воды. И я воображаю, что я там совсем один и мой аппарат вообще никак не связан с кораблем, но я могу оперировать его энергией, управлять его моторами и двигаться по морскому дну куда угодно. И меня никогда не найдут.
Отец вернулся домой в 17.48. Я слышал, как он вошел через наружную дверь и прошел в гостиную.
И меня никогда не найдут.
Отец вернулся домой в 17.48. Я слышал, как он вошел через наружную дверь и прошел в гостиную. На нем была рубашка в зеленую и синюю клетку, и шнурки на одном ботинке были завязаны двойным узлом, а на втором — обыкновенным. Он нес старую рекламу сухих сливок, которая была сделана из металла и раскрашена голубой и белой эмалью. Ее покрывали маленькие кружочки ржавчины, похожие на пулевые отверстия, но отец не объяснил, зачем он это принес.
Он сказал:
— Здорово, дружище, — что было шуткой.
А я сказал:
— Привет! — и продолжал смотреть фильм.
А отец пошел на кухню.
Я забыл, что оставил свою книгу на кухонном столе, потому что слишком увлекся «Голубой планетой» . Это то, что называется ослаблением бдительности , и этого ни в коем случае нельзя допускать, особенно если ты детектив.
Было 17.57, когда отец вернулся в гостиную. Он сказал:
— Что это?
Отец сказал это очень тихо, и я не знал, сердится ли он, поскольку он не кричал.
Он держал книгу в правой руке.
Я ответил:
— Это книга, которую я пишу.
А он спросил:
— Это правда? Ты говорил с миссис Александер?
Он опять сказал это тихо, так что я по-прежнему не мог понять, сердится ли он.
И я ответил:
— Да.
Тогда он сказал:
— Господи Боже, черт побери! До какой же степени ты глуп!
Это было то, что Шивон называет риторическим вопросом. Там в конце стоит восклицательный знак, потому что человек, который этот вопрос задает, уже знает ответ сам.
Потом отец сказал:
— Что, черт возьми, я тебе велел, Кристофер? — На этот раз он говорил гораздо громче.
И я ответил:
— Не упоминать мистера Ширза в нашем доме. Не спрашивать миссис Ширз и никого, кто убил треклятую собаку. И не лазать в чужие сады. И прекратить эту идиотскую игру в детектива. И я не делал ничего из этих вещей. Я просто спросил миссис Александер о мистере Ширзе, потому что…
Но отец перебил меня и сказал:
— Не вешай мне лапшу на уши. Ты отлично знаешь, что ты, блин, делал. — И он поднял книгу и потряс ею в воздухе. — Что еще я тебе велел, Кристофер?
Я подумал, что это еще один риторический вопрос, но не был уверен. И не мог решить, что ответить, потому что был смущен и испуган.
Отец повторил вопрос:
— Что еще я тебе велел, Кристофер?
Я ответил:
— Не знаю.
А он сказал:
— Давай же, блин, ты, мистер Абсолютная Память.
Но я не мог ни о чем думать.
И отец сказал:
— Я велел тебе не совать свой вонючий нос в чужие дела. А ты что сделал? Ты суешь свой вонючий нос в чужие дела. Ты бродишь повсюду, вынюхиваешь и рассказываешь все это каждому Тому, Дику и Гарри, какого только увидишь. Что мне с тобой делать, Кристофер? Что мне, блин, с тобой сделать?