— Как я уже говорил, ты молод. У тебя впереди целая жизнь, настрогаешь еще. Столько, сколько захочешь.
У меня по загривку побежали мурашки.
— Прекрати. Не говори так.
— Как «так»? Как человек, проживший целых двести пятьдесят лет? Как человек, который знает, что к чему?
— Нет. Как человек, который забыл, что такое быть человечным.
— Что такое быть человечным, Адам? — говорит он. — Это значит иметь разум. Это значит быть лучше животных. Это значит уметь обманывать природу, побеждать, оставаться в живых.
Возможно, по-своему он прав. Но он кое-что упускает. Кое-что крайне важное.
— А как же любовь, Савл? Забота о близких, совместная работа, совместная жизнь? Семья, родные, друзья?
— Бред, — усмехается он. — Люди приходят и уходят. Ты сам в этом убедишься, когда пойдешь по пути, который я уже выбрал для себя. Зачем привязываться к людям, если они проживут лет семьдесят и умрут. Три раза по двадцать и еще десять лет — это и не жизнь, а так, насмешка.
— Но именно в этом и есть смысл жизни. Человеку дается только один шанс прожить ее правильно. Один шанс, одна жизнь.
— Эта точка зрения устарела. Я могу прожить столько жизней, сколько мне вздумается. Могу жить вечно.
— Но каждый раз, когда ты продлеваешь жизнь, кто-то другой умирает.
— Да, такова цена.
Я знал это с самого начала. Он безумно опасный человек.
Но по своим извращенным соображениям он хочет оставить меня в живых. И если я останусь жить, то умрет мой ребенок. Я не могу позволить этого. Не могу.
Придется заставить его убить меня.
— Ты и вправду дурак, Савл, — говорю.
Он отскакивает от меня, будто я ударил его.
— Ты дурак, если считаешь, что я стану тебе помогать. Я не опущусь до такой низости. Никогда. Ни за что. И если ты оставишь меня здесь, то я убегу и сделаю все, что смогу, чтобы остановить тебя. Расскажу всем, кто ты такой и что ты сделал.
За моей спиной Дэниэл тянет мои руки на себя, пытаясь знаками заставить меня замолчать.
Он не знает, что стоит на кону. Он не знает, что я должен сделать это, должен пойти дальше, должен взвинтить Савла так, чтобы он начал лопаться от гнева.
— Ты самый слабый, самый глупый человек, которого я встречал. Ты недостоин даже презрения. Ты…
Он поднимает свой пистолет и, держа его за ствол, с силой ударяет рукоятью меня по голове. Я едва успеваю зажмуриться. Затем я падаю, увлекая за собой Дэниэла. Вырубаюсь прежде, чем мы ударяемся о каменный пол.
Сара
Двигаемся дальше. Кое-где горят лампы, но проку от них мало — каменный пол под ногами скользкий, местами очень неровный. Мы, конечно, не бежим, но хотя бы пытаемся двигаться медленной трусцой. Мия пыхтит и старается изо всех сил. Впрочем, ей не остается ничего другого, ведь я железной хваткой держу ее за руку и тяну вперед.
Вдоль одной стены стоят груды коробок и ящиков, другая стена — сплошной скалистый массив. Потолок здесь очень высокий. В тот момент, когда я начинаю задаваться вопросом, не сбились ли мы с пути, я вижу на стене еще один знак. Они не очень-то бросаются в глаза — если не вглядываться, то и не увидишь.
Каждый из них — как настоящий подарок.
Вскоре я чувствую, что стены постепенно сужаются. Коробки и ящики теперь стоят в один ряд и не закрывают каменную стену. Потолок тоже опускается.
И вдруг свет гаснет. Такое ощущение, что мы направляемся к глухой стене.
— Ладно, Мия, давай на минутку остановимся.
Я включаю фонарик и вожу им перед собой.
Склад закончился, но это еще не конец пути.
Он продолжается по скалистому туннелю где-то метр шириной и высотой чуть больше моего роста. Сзади доносится эхо голосов. Впереди — только непроглядный и молчаливый мрак.
— Ну что ж, — говорю я деланно-бодрым голосом. — Держи меня за руку, Мия. Сейчас мы пройдем маленький кусочек пути, на котором будет немножко темновато. Но потом все будет хорошо.
— Где папа?
— Он нас догонит. Пойдем.
Потолок опускается все ниже и ниже. Еще недавно это не напрягало меня, потому что я могла идти прямо, но теперь приходится нагибаться и идти на полусогнутых. Сверху капает вода. На полу лужи. Вскоре они сливаются воедино, и вот уже ноги погрузились в воду на один сантиметр, потом на два, на три…
Лучше мне не заморачиваться на эту тему, а не то я окончательно запаникую. Со всех сторон нас обступает темнота, над головами — многотонная толща земли и камня. Что говорил Адриан о длине туннеля? Он вообще что-нибудь об этом говорил?
Пространство продолжает сужаться. Я иду впереди Мии, изворачиваясь так, чтобы не отпускать ее руку. Тихо, как мышка, она шагает следом за мной, изо всех сил стараясь не отставать.
Я поднимаю фонарик и вижу, что в паре метров от нас — каменная стена. Это тупик. Что, черт возьми…
Просто прекрасно. Мы попались, как крысы в капкан.
— Погоди минуту, Мия, — говорю я чужим голосом.
Я вожу фонариком вверх и вниз, налево и направо. Слева в скале виднеется отверстие приблизительно метр высотой. Над ним — белый знак.
— Мия, нам, кажется, сюда. Надо лезть.
— Темно, мама, — говорит она.
Я разворачиваюсь и крепко обнимаю ее.
— Мы почти пришли, — говорю, хотя сама даже отдаленно не представляю, где мы на самом деле. — Ты у меня молодчина. Одеяльце все еще при тебе?