Песня только что родившегося мира, радостно испускающего свой первый крик, молодые солнца, громкий хоровод звезд и жужжащие басы крутящихся миров!
В глубине очарованного разума Саймона что?то извещало его, что он попал в ловушку этих гипнотических звуков, что он все глубже поддается влиянию Арфисток, но он не мог разорвать чары.
Легкая песня листьев, впитывающих солнце, летящие птицы, тепло животного в его логове, молодое сияющее чувство любви, рождение жизни!
Внезапно звук изменился. Красота и радость увяли, в музыке появилась нота ужаса, который все возрастал и возрастал…
Саймон заметил, что Тарос что?то сказал Арфистке, и ее нежные глаза стали испуганными.
Простой разум создания был чувствителен к телепатическим импульсам. И Тарос наполнил ее мыслями об опасности и страданиях, так что теперь мембраны звучали в другом регистре.
Других Арфисток тоже охватил страх. Дрожащие, вибрирующие в унисон и накладывающие один ритм на другой, три перламутрово?розовых существа наводнили зал дрожащими звуками, которые были квинтесенцией всех страхов.
Страх слепого мира, который дает жизнь своим созданиям только для того, чтобы тут же отнять, агония и смерть, которые всегда и навеки раздирают сверкающую ткань жизни. Боязнь глубоких теней, полных страдания, в котором должна пройти вся жизнь: а тени так быстро, так быстро смыкаются!
Дикий, примитивный ужас, исходящий из Арфисток, сжимал сердце ледяными пальцами. Саймон отступил, он не мог его переносить и знал, что еще минута — и он сойдет с ума.
Он лишь смутно сознавал ужас других советников, видел их искаженные лица, скорчившиеся руки. Он хотел кричать, но его голос затерялся в вопле Арфисток, ставшем до того пронзительным, что тело вибрировало болью.
А Тарос по?прежнему наклонился над Арфисткой и силой своего разума внушал ей ярость и безумие. Арфистки кричали, звук их криков теперь перешел порог слышимости, а ультразвуки ранили мозг, как ножом.
Один человек прыгнул, другой последовал его примеру, потом еще и еще, они толкали друг друга, падали, давя других и в безумной панике. Ему нужно бежать!
Нет, он не убежит! Что?то удерживало его, поддерживало ослабевшее тело — часть его сознания, защищенная долгим пребыванием вне тела. Он взял себя в руки, бросил на борьбу железную волю и, наконец, пришел в себя.
Его дрожащая рука вытащила из кармана металлический ящичек. Щелчок. Разогревалась, машинка медленно начала издавать свой резкий, раздирающий уши звук, а потом ускорила его.
«Единственное оружие против Арфисток, — сказал Курт. — Звук можно побороть только звуком.»
Маленькая машинка растянула свои оглушающие вибрации и, словно когтями, сжала ужасную песню Арфисток, скручивала и дробила ее, врываясь своей звуковой интерференцией в рычащие диссонансы.
Саймон двинулся к трону и Таросу.
Теперь в глазах Тароса появилось страшное сомнение.
Арфистки, обезумевшие и испуганные, боролись с невыносимыми звуками, превратившими их песню в страшную какофонию. Ужасающий звуковой конфликт создавал ярость, в основном неслышную, но Саймон чувствовал, как его тело сотрясается от невероятных вибраций.
Он шатался, но продолжал идти вперед. Лицо Тароса и всех остальных было искажено болью. Король лежал без сознания на своем троне.
Буря разбиваемых гармоний рычала вокруг трона, словно голос самого безумия. Саймон, разум которого находился в полнейшем хаосе, знал, что так ему долго не выдержать…
И внезапно все кончилось. Разбитые, побежденные, измученные Арфистки остановили безумные вибрации своих мембран. И, полностью замолчавшие, они бессильно лежали в руках своих похитителей; их нежные глаза заволоклись безнадежным страхом.
Саймон захохотал и сказал Таросу:
— Мое оружие сильнее вашего!
Тарос уронил Арфистку, и та уползла за трон.
— Тогда мы возьмем его у тебя, землянин! — сказал Тарос и прыгнул на Саймона. За ним бросились другие, охваченные горькой яростью поражения, когда они были так уверены в победе.
Саймон схватил свой диск, поднес его к губам, нажал кнопку и крикнул одно слово:
— Скорее!
Но он чувствовал, что было уже поздно. До той минуты, когда страх разбил силы традиций, Курт и Отто не могли проникнуть в это запретное место иначе как штурмом, который помешал бы.
Саймон упал под ударами нападающих. Падая, он увидел, как бежавшие было советники возвращаются и спешат к нему на помощь. Среди них он узнал и Диона.
Что?то жестко ударило его по голове, и он почувствовал на теле давящий груз. Кто?то вопил. Саймон увидел в свете факелов блеск стрел.
Он пытался подняться, но не мог. Он почти потерял сознание, заполненный хаосом движений и страшных звуков. Он чувствовал запах крови и боль.
Видимо, он все?таки встал, потому что обнаружил, что стоит на четвереньках над телом Диона. Медная стрела торчала в груди мальчика, кровь текла по золотистой коже. Взгляды их встретились. Глаза Диона были уже почти затуманены.
— Отец, — прошептал он дрожащим голосом и потянулся к Саймону. Саймон прижал его к себе. Дион прошептал что?то еще раз и испустил дух. Саймон продолжал прижимать его к себе, хотя тело юноши потяжелело и глаза застыли.