— Значит, двенадцать, — поправил его варвар. — Зачем вы убили старика?
— Он не хотел ничего говорить. Ходо был пьян, ну и…
— Кто так отделал твоих приятелей, а? Неужели старик?
— Нет, мальчик.
Настоящий чертенок.
— Где он?
Вместо ответа пленник указал бородой куда-то в угол. Конан присмотрелся и понял, что то, что он принял поначалу за груду тряпья, было телом мальчика. Он лежал, скорчившись, и все еще сжимал в смуглых пальцах окровавленный нож.
— Алвари! — громко позвал Конан. Спустя несколько секунд гном показался в комнате и, щуря и без того узкие глаза, обвел ее взглядом.
— Ну и разгром, — сказал он. — Сколько добра погибло! Как ты полагаешь, Конан, не будет большим грехом взять себе какую-нибудь раковину на память? Думаю, старик не останется на меня в обиде.
Вместо ответа Конан кивком головы указал на мальчика.
— Посмотри, что с ним.
Алвари присел рядом на корточки, хозяйским жестом пошарил в тряпках, потом вынул руку и посмотрел на кровь.
— Боюсь, ему уже ничем не поможешь, — сказал он расстроено. — Я мог бы залечить эту рану, если бы он не умер от нее. Жаль, это произошло совсем недавно.
— Он умер как воин, — торжественным тоном произнес Конан. — Он приведет с собой к престолу Крома убитых врагов, и жестокий бог улыбнется ему.
С этими словами он перерезал горло третьему казаку. Захлебываясь кровью, тот мешком свалился к ногам варвара. Конан перешагнул через труп и подошел к Алвари. Гном, ошеломленный легкостью, с которой было совершено последнее убийство, шарахнулся в сторону. Не замечая этого, Конан поднял убитого мальчика на руки и вынес в «парадный зал» лавчонки, где на коврах спала и тяжело дышала во сне Сфандра. Он бережно уложил ношу посреди комнаты.
Алвари, семеня, выскочил к нему.
— Что ты собираешься делать, чудовище?
— Устроить погребальный костер, разумеется, — ответил Конан, удивленный таким глупым вопросом. — Эти люди погибли потому, что не выдали нас преследователям. Думаю, старик поступил так, ибо был человеком чести и не хотел нарушать законов гостеприимства, а слуга защищал своего хозяина. Оба достойные люди и я не собираюсь уклоняться от своего долга и отдам им все надлежащие почести.
— Погоди хоть до тех пор, пока эта девка очнется, — сказал гном. — Или ты хочешь спалить и ее вместе с трупами? Если да, то скажу тебе: это первая умная мысль, которая пришла тебе в голову с тех пор, как ты освободил меня из Аскольдовых лап.
— Нет, — задумчиво откликнулся Конан. — Мы останемся здесь до ночи. Казаки не придут сюда. Они будут искать нас совсем в других местах.
— Если только кто-нибудь не видел, как мы сюда входили, — заметил гном.
— Надеюсь, что этого не произошло. Мне нужно будет расспросить Сфандру, а к ночи я заберусь в храм и сделаю все, что нужно. Затем мы подожжем лавку и уйдем из города.
— Ночью ворота закрыты, — снова предупредил гном.
— Мы уйдем из города, — зарычал варвар. — Я не посмотрю на то, что какие-то там дурацкие ворота закрыты. Киммерийцы ходят по отвесным стенам, как мухи, да будет тебе известно, а перетащить на спине девушку и такого коротышку, как ты, для меня пара пустяков.
Гном зыркнул на него ядовито-зелеными глазами, однако говорить ничего не стал.
— Спорить с тобой все равно бесполезно, — сказал он с тяжелым вздохом. Принеси тогда уж и тело старика сюда, пока на него не слетелись вороны.
Прошло два часа прежде, чем Сфандра пошевелилась на облезлых коврах и громко застонала. Конан, производивший смотр оружию, своему и захваченному у поверженного врага, быстро отложил в сторону тонкий кинжал, вытащенный из груди одного из убитых казаков, и повернулся к ней.
— Сфандра.
— Сфандра.
Она открыла глаза, встретилась с ним взглядом.
— Это ты, Конан?
— Конечно.
— Где мы?
— В лавке, торговавшей амулетами, талисманами и всяким полумагическим зельем.
— Артемида Владычица! Кто это так ее разгромил? Конан побагровел от возмущения.
— Неужели ты думаешь, Сфандра, что Конан-киммериец воюет с лавочниками и маленькими колдунами? Если бы мы находились в логове огнедышащего дракона, ты могла бы еще позволить себе такие намеки…
— Тише, тише, что ты разошелся, — встрял Алвари. — Благородная госпожа ни на что не намекала. Она просто задала вопрос. И мне кажется, что вопрос вполне закономерный. Особенно если учесть, что благородная госпожа лежит на одном ковре с двумя трупами, а в соседней комнате плавают в лужах крови еще трое убиенных.
Признав справедливость этого замечания, Конан опустил лохматую черноволосую голову и проворчал:
— Казаки здесь были. Те самые, что гонятся за мной. Мы с Алвари, как ты помнишь, ночевали в этой лавке. Видно, кто-то из добрых соседей донес о том бравым парням на лошадях и с саблями, после чего они вломились в лавку. Старик оказался кремнем: ничего им не сказал, вот они с ним и расправились…
Сфандра помолчала, а потом спокойно произнесла:
— Дожить до старости и погибнуть от удара холодной стали — лучшая участь, какой может пожелать себе человек.
— Я тоже так думаю, — проворчал Конан.
— Еще немного, и вы оба придете к выводу, что облагодетельствовали старца, послужив причиной его гибели, — вмешался Алвари.