Но вскоре все эти живописцы с досадой заметили, что Леонардо держал их на расстоянии, подавляя своими обширнейшими познаниями во всех областях.

— Это же не художник, а математик! — с горечью заявил юноша художник. Поэтому можно себе представить, какое впечатление произвел на них Леонардо, одетый более чем изысканно и обладавший куда большими познаниями, чем остальные. Все слушали его рассуждения раскрыв рот. Никто, даже ученые мужи, не осмеливался с ним спорить, когда он говорил о слепоте культуры, которая рабски повторяла сомнительные утверждения греческих философов либо догмы средневековых теологов.

Двадцать четвертого апреля Леонардо отправился в больницу Санта Мария Нуова, чтобы забрать пятьдесят из шестисот золотых дукатов, переданных банкиру в Милане.

Перед Леонардо встала проблема, как обеспечить себя и учеников, не прибегая больше к сбережениям. Выход нашелся.

«Братья сервиты заказали Филиппино Липпи работу над образом для главного алтаря монастыря Аннунциаты»,— рассказывает Вазари. Но не следует забывать, что прокуратором монастыря был сер Пьеро, отец Леонардо. Когда Леонардо заявил, что охотно выполнил бы эту работу, Филиппино Липпи, узнав об этом, будучи человеком благородным, от заказа отказался. Братья же сервиты, «дабы Леонардо образ алтарный написал, взяли его к себе в обитель, обеспечив содержание его и всех его домашних».

…

Вернувшись во Флоренцию, Леонардо сразу же отправился в банк больницы Санта Мария Нуова забрать пятьдесят золотых дукатов.

…

Во Флоренции он встретился с друзьями юности: Джулиано да Сангалло, Лоренцо ди Креди, Перуджино и Боттичелли, который стал ярым сторонником Савонаролы.

…

Сер Пьеро приобрел за это время в городе еще большее влияние, он сумел через настоятеля монастыря святой Аннунциаты устроить Леонардо заказ на написание образа для главного алтаря. Прежде эта работа была заказана Филиппино Липпи, но тот отказался в пользу Леонардо. Братья-сервиты взяли Леонардо и его учеников в свою обитель и обеспечили их содержание.

 

Священник Алессандро

О событиях во Флоренции и делах семейных Леонардо рассказал каноник Алессандро Амадори, брат покойной Альбиеры.

Приехав во Флоренцию, Леонардо первым делом записал: «Выяснить, жив ли священник Алессандро Амадори».

Он узнал, что Амадори жив, обосновался во Фьезоле, и отправился его навестить.

— Флоренция не изменилась и никогда не изменится,— сказал каноник, беседуя с Леонардо.— Когда ты уехал, мы воевали. Ты вернулся почти двадцать лет спустя, и мы снова воюем. Флорентийцы изгнали из города семейство Медичи, потому что хотели свободы. Теперь они обрели свободу и хотят призвать Медичи. Возникли новые партии сторонников Медичи — паллески, и противников— пьяньони, врагов Савонаролы — аррабиати, и его сторонников — биджи. Но люди остались прежними: биджи боялись перемен, а аррабиати, захватив власть, сожгли Савонаролу на площади.

Леонардо слушал каноника и грустно улыбался: история повторялась, и Милан ничем не отличался от Флоренции. «Чернь», которая приветствовала французов, вновь открыла ворота города герцогу Моро.

Алессандро рассказал Леонардо о всех событиях, которые произошли во Флоренции со времени смерти Лоренцо Великолепного. Его сын Пьеро сразу показал себя человеком тщеславным и пустым, а гневные проповеди Савонаролы окончательно раскололи город на два лагеря.

— Поверь мне, Савонарола был святым человеком, но он ошибался, ибо не понимал Флоренции и флорентийцев. Все обвинения против него были ложными, но папа хотел его смерти, и Савонаролу сожгли. Его подлинная вина была в другом — он пытался остановить ход истории, вернуть всех в Средневековье. Но на суде он держался мужественно, умер, как мученик за веру, простил всех и сам просил прощения у всех.

Городом, как ты, верно, уже знаешь, и сейчас правят Главный Совет и Малый Совет Восьмидесяти, как было при Савонароле. Это он велел перестроить Большую залу для заседаний Совета; это он бросил вызов Карлу VIII, когда тот вступил во Флоренцию; это он, когда Медичи изгнали из города, сдержал флорентийцев, жаждавших мести.

Жаль, что ты не слышал его проповедей. Он не был блестящим оратором. Но каждое утро послушать его приходило до пятнадцати тысяч флорентийцев.

— Всеобщее самовнушение,— сказал Леонардо.

— Возможно, но его слова мгновенно проникали в сердца людей: все каялись в своих грехах и обещали стать лучше, добрее.

— И так подобрели, что даже пальцем не пошевелили, когда его сжигали.

— Это тоже верно,— со вздохом согласился каноник. И, переменив тему разговора, спросил, как поживает сер Пьеро.

— С отцом я виделся, он жив, здоров. Правда, забот у него хватает — столько детей надо прокормить! Он мне сказал, что у дяди Франческо в старости появились свои причуды: он хочет летать по воздуху и все время следит за полетом птиц.

В родном селении Винчи Леонардо еще не был. Вернувшись во Флоренцию, он тут же отыскал отца. Маргерита умерла, и отец женился в четвертый раз, на Лукреции Гульельмо Кортиджани, которая была моложе его на тридцать пять лет. Новая жена с завидным постоянством рожала ему одного ребенка за другим.