Несколько дней спустя гонфалоньер Содерини назначил комиссию, которая должна была определить художественную ценность «Давида» и решить, куда его поставить — в лоджии дель’Орканья либо на площади перед Палаццо Синьории.

Вместе с Андреа делла Роббиа, Аттаванте, Козимо Росселли, Гирландайо, Поллайоло, Филиппино Липпи, Сандро Боттичелли, Джулиано и Антонио да Сангалло, Сансовино, Граначчи, Пьеро ди Козимо, Перуджино в комиссию вошел и Леонардо. Комиссия единодушно признала творение Микеланджело превосходным.

— Я знаю эту глыбу мрамора,— сказал Леонардо,— и сам хотел над ней поработать. Но маэстро Агостино так ее покромсал, что я не решился просить ее. Работать над глыбой было невероятно трудно. Поэтому могу сказать, что Микеланджело, создав столь прекрасную статую, сделал больше, чем тот, кто смог бы оживить мертвеца.

Все захлопали в ладоши, лишь Микеланджело при этих словах вновь испытал чувство досады. Когда же Леонардо присоединился к мнению Сангалло и предложил поставить статую в лоджии дель Орканья, обшив ее черными деревянными панелями, чтобы оттенить белизну мрамора, Микеланджело не согласился. Он сказал, что это суждение художников, а не скульпторов, и срывающимся голосом потребовал, чтобы статую поставили перед Палаццо Синьории, на месте «Джудитты» Донателло.

— Но ведь это белый, сахаристый мрамор! На открытом воздухе он сразу начнет крошиться,—сказал Андреа делла Роббиа.

— Неправда, этот мрамор твердый как камень. Статую из него ваял я, и я требую, чтобы ее поставили на площади! — возразил Микеланджело.

И в начале июня 1504 года, чтобы ублаготворить ее создателя, статую поставили на площади перед Палаццо Синьории.

На этом столкновения Леонардо с Микеланджело не кончились. Однажды возле церкви Санта Мария дель Фьоре Леонардо да Винчи вступил в спор с группой художников во главе с Граначчи, которым он изложил свою теорию перспективы.

— Если хотите стать настоящими художниками, не забывайте, что композиция любой картины подчиняется математическим законам. Я даже попытаюсь их описать, и тогда каждый сможет выдвинуть свои возражения,— заключил Леонардо.

— Что ты можешь описать, если ты учился у одного лишь Верроккьо,— прервал его Ручеллаи.— Знаешь, что о тебе говорят во Флоренции? Что ты даже латинскую грамматику не изучал.

— Я хорошо знаю, что, поскольку я человек неученый, любой самодовольный господин может осуждать меня, обвиняя в невежестве. До чего же эти люди глупы! Я мог бы вам ответить, как Марий римским патрициям: вы процветаете благодаря чужим богатствам, а я свое положение завоевал собственным трудом. Все мои познания — плод моего личного опыта, а опыт лучший учитель жизни.

В это время к церкви подошел Микеланджело, услышавший лишь последние слова Леонардо.

— А еще ты утверждаешь, что скульпторы— жалкие резчики мрамора с мозолистыми руками, грязными от пыли и земли! — воскликнул он.— А вот живописцы с женскими ручками, как у тебя самого, рисуют «изящной кистью», внимая музыке! Не так ли?

Леонардо ничего не ответил. Увидев лежащий на земле железный брус, он велел Салаи поднять его и дать ему. Затем, глядя Микеланджело в глаза, спокойно согнул брус, так, словно он был из мягкого свинца, и бросил его в Микеланджело. Брус угодил бы Микеланджело прямо в лицо, если бы тот не поймал его на лету.

— А теперь попробуй, если сумеешь, разогнуть его своими мужскими ручищами! — сказал Леонардо.

…

По возвращении во Флоренцию Леонардо познакомился в доме своего друга Джованни Бенчи с красавицей Джиневрой. Он написал с натуры ее портрет. «И столь прекрасен он был, что казался не портретом, а живой Джиневрой»,— отмечал неизвестный автор. Портрет найден в княжестве Лихтенштейн.

Сейчас находится в Национальной галерее Вашингтона.

…

Пьеро Содерини находился с флорентийским войском в Ареццо, когда узнал о своем назначении гонфалоньером республики. Он мечтал править Флоренцией столь же мудро, как Лоренцо Медичи, и всячески стремился привлечь в город художников и скульпторов, прежде его покинувших.

Возвращение во Флоренцию Леонардо и Микеланджело дало возможность гонфалоньеру устроить «состязание» двух великих художников.

…

Соперничество между Леонардо и Микеланджело было очень острым. Леонардо было тогда пятьдесят два года, его вспыльчивому сопернику — двадцать семь.

…

Леонардо вошел в состав комиссии, которая должна была определить художественную ценность статуи Микеланджело «Давид».

…

Спор о том, где поставить Давида — на площади или в лоджии дель Орканья, дал Микеланджело повод публично оскорбить своего соперника Леонардо.

…

Вопреки мнению всей комиссии, Микеланджело потребовал, чтобы «Давида» поставили на площади перед Палаццо Веккьо, на месте «Джудитты» Донателло.

Микеланджело так горячо настаивал, что все, включая и Леонардо, согласились, хотя были уверены в его неправоте.

…

Когда Микеланджело вновь оскорбил Леонардо, тот согнул руками железный брус и затем с вызовом бросил его Микеланджело, сказав: «А теперь попробуй его разогнуть, если сумеешь!»

Состязание великих

Другую стену зала Большого Совета отдали Микеланджело, который выбрал темой фрески битву при Кашине между флорентийцами и пизанцами. Состязание великих началось.