За большими окунями
В то лето, 1889 года, мы усердно занимались рыбной ловлей. Только это уж была не забава, как раньше. Ведь мы не маленькие! Каждому шел десятый год, все трое перешли в третье, последнее, отделение заводской школы и стали звать друг друга на “ша”: Петьша, Кольша, Егорша, как работавшие на заводе подростки. Пора было помогать чем-то семье. И вот мы сидели утрами на окуневых местах, вечерами выискивали ершей, в полдень охотились за чебаками. Наши семейные нередко хвалили за это.
— По рыбу в люди не ходим, свой рыболов вырос, — скажет при тебе мать. Иной раз отец одобрит:
— Хоть мелконька рыбка, а всё — ушка! Понятно, что такие разговоры подбадривали нас, но все-таки тут было что-то вроде шутки: говорят, а сами посмеиваются.
Вот бы так наудить, чтобы не смеялись! С полведра бы окуней, да всё крупных! Либо ершей-четвертовиков!
— Давай, ребята, сходим на Вершинки, — предложил вечером Петька. — Вот бы половили! Там, сказывают, всегда клёв. Сходим завтра?
— Не отпустят, поди, одних-то.
— Это уж так точно, не отпустят, — согласился Петька. — А мы так…
— Отлупят тогда.
— Не отлупят. Мы скажем, будто на Плески пошли либо к Перевозной на целый день, а сами туда…
— Наскочишь на кого на перевозе-то… Мало ли наших на Вершинки бегают. Яшку-то Лееину забыл? — сказал Колюшка.
— А мы трактом.
— Далеко так-то.
— Десять-то верст далеко? Ты маленький, что ли? Не дойдешь?
— Ну-ка, ладно нето, — согласился Колюшка. — Червей надо накопать, а завтра пораньше пойдем. Не проспим?
— У нас — Гриньша в утренней смене. Разбудит меня, — успокоил Петька.
Вершинки — это завод на той же речке Горянке, на которой жили и мы. Поселок при заводе был маленький, а пруд гораздо больше нашего, горянского. О рыбалке на этом пруду мы давно думали. Мешало одно — не отпускали. По зимней дороге до Вершинок считалось меньше пяти верст. Летом пешие рабочие ходили через Перевозную гору, от нее переплывали пруд на лодках или пароме и выходили на зимник. Этот путь был немногим больше пяти верст. Но ездить так было нельзя: хлопотливо с перевозом и очень крутой спуск с Перевозной горы. Ездили трактом вдоль пруда. Эта дорога была много длиннее. По ней до Вершинок считалось больше десяти верст. Выбрали мы эту длинную дорогу потому, что тут е ждали встретить никого из знакомых взрослых. К тому же на перевозе у нас был враг — угрюмый старик перевозчик Яша Лесина. Раз как-то мы угнали у него лодку, так еле улепетнули. Вдогонку еще сколько орал:
— Я вас, мошенников! Поймаю, так оборву головы-то! Тому вон чернышу большеголовому первому! Колюшка потом, правда, говорил:
— Ну, этак он всем ребятам грозит. Где ему всех упомнить, кто лодку угонит.
Мы с Петькой, однако, побаивались:
— А вдруг узнает! Не зря же он про Петькину голову кричал. Заметил, видно.
Уйти из дому на целый день с удочками было просто. Сказались, что пошли до вечера на Пески, а то и к Перевозной горе. В ответ каждый получил строгий наказ:
— Гляди, чтобы к потемкам домой! Слышал? Открыто взяли по хорошему ломтю хлеба да по такому же тайком. Каждый не забыл по щепотке соли и нащипал в огороде лукового пера. Червянки были полны, и удочки приготовлены с вечера. Сначала шли хорошо. Было еще рано, хотя уже становилось жарко.
На пятой версте от Горянки есть участок Красин. Тут был когда-то железный рудник, потом около этого места мыли золото, а теперь по красноватому каменистому грунту весело журчали мелкие ручейки. Живая струя в жаркий день кого не остановит! Стали мы собирать разноцветные галечки. Потом кто-то сказал:
— Ребята, а вдруг тут самородок?
— А что ты думаешь — бывает. Поверху находят.
— Вот бы нам! А? Это бы так точно,—сказал Петька.
— Хоть бы маленький!
— Я бы первым делом жерличных шнурковкупил. На шестьдесят бы копеек! Три клубка.
— Найди сперва!
Самородок, конечно, не нашли, но по ручьям спустились к пруду, который в этом месте близко подходил к дороге. Как тут не выкупаться! И место как нельзя лучше.
После купанья стали осматривать свои запасы. У каждого было по два ломтя хлеба, по щепотке соли и по пучку лукового пера. До Спасова дня нам запрещалось рвать лук с головками, но у Петьки все-таки оказалось три луковицы, у меня — две. По поводу моих ломтей Петька заметил:
— Тебе, Егорша, видно, бабушка резала? Ишь какие толстенные.
У Колюшки не было луковиц, да и ломти оказались тоненькими. Петька выбрал самую большую луковицу и протянул ему:
— Бери, Медведко, да -вперед учись у больших!
— Ну-к, я, поди-ка, старше тебя.
— На месяц? О чем говорить! Ты вот лучше померяйся со мной! Увидишь, кто больше.
Я отделил Колюшке половину своего ломтя, но уж ничего не сказал. Наши отцы все жили не звонко, но Колюшке все-таки приходилось хуже всех.
Когда так подравняли запасы, все отломили по кусочку.
— Эк, с лучком-то! Это так точно! — воскликнул Петька.
— Здорово хорошо.
— Промялись. Пять верст прошли.
— Ребята, дорога-то как кружит! Сколько идем, а Перевозная гора — тут она. Совсем близко.
— Сперва ведь Мохнатенькую обходили. Она вон какая широкая!
— Про что я и говорю. От Перевозной к этому бы месту.
Под разговоры о прямой дороге мы незаметно и съели весь хлеб до крошки. У каждого осталась лишь соль — было с чем уху сварить. И посуда была: все трое вместо корзинок тащили на этот раз по ведерку.