— Мне кажется, Эвви очень милый, — сказала Нэн, по-прежнему не отпуская руку Мора.
Лес был молчалив и пуст. Большинство учеников уехали ранним утром первыми автобусами; оставшиеся толпились на игровом поле и возле дороги, ожидая следующих автобусов. Те должны были подъехать в одиннадцать и отвезти ребят на станцию.
— Очень. Он тебе что-нибудь говорил, до того как я пришел?
Прошлогодние и уже осыпавшиеся после недавней грозы листья, устилали тропинки, шуршали под их ногами. Было хмурое ветреное утро.
— Сказал, что обед в честь портрета Демойта состоится. Во вторник.
— Ну конечно, почему бы и нет. Школа не должна погружаться в скорбь. Значит, во вторник. Мы пойдем… или пришлем открытку с извинением? Нас поймут.
Они подошли к тому месту, где деревья расступались, открывая круглую полянку, покрытую мхом и невысокой травой. Мор узнал эту поляну, и задохнулся от глухой досады, которую теперь постоянно испытывал в присутствии жены.
— Мне кажется, надо пойти, — тихо сказала Нэн. — Надо вести себя так, будто все в порядке, чтобы не приставали. Я даже согласилась произнести несколько слов, как Эвви того хотел. Ну, не смогла отказаться. Всего несколько слов.
— Ты согласилась? Я очень рад. — Но он не был рад. Все, что касалось Нэн, с некоторых пор его нисколько не радовало. Он чувствовал себя так, будто разговаривает с умершей, не подозревающей, что умерла.
— Но он не был рад. Все, что касалось Нэн, с некоторых пор его нисколько не радовало. Он чувствовал себя так, будто разговаривает с умершей, не подозревающей, что умерла. От этой мысли ему стало так пронзительно горько, что даже захотелось попросить Нэн как-нибудь утешить его, но он тут же вспомнил, что это невозможно. Нэн никогда не умела утешать его, а сейчас и подавно.
Они прошли мимо общежития Пруэтта. Опустевшего, тихого, с распахнутыми настежь дверями и окнами.
— Фелисити так горюет, надо бы ее как-то развеселить, — сказал Мор. Просто, чтобы что-то сказать. Он сейчас произносил какие угодно слова, только бы отвлечься от собственных мыслей.
— Она сильно простужена, еще с моря. Придумала пойти купаться поздно вечером. И никак не поправится.
И вот они вышли на дорожку за библиотекой; отсюда слышались возбужденные голоса, смех, пение, а когда подошли к игровому полю, то увидели около ворот толпу мальчишек. Первый автобус уже подъехал и пассажиры садились в него. В стороне стояло несколько частных автомобилей с открытыми дверцами, в них укладывали чемоданы, теннисные ракетки, крикетные биты и прочий багаж. Те, за кем еще не приехали, весело прощались с отъезжающими. В этот день принято было забывать все распри и всех, даже самых жалких, самых никчемных одноклассников, щедро одаривать порцией теплых прощальных выкриков, особенно если родители приезжали за своим чадом на стареньком «бентли» или на древнем «роллс-ройсе».
Автобус заполнился и медленно поехал, провожаемый напутственными криками и взмахами рук. Мальчишки толпой бежали следом за ним к дороге, сначала по асфальту, потом по щебенке и так до самых ворот. Из каждого окна махали на прощанье. Автобус исчез в облаке пыли, но еще долго слышались возбужденные возгласы. Тем временем оставшиеся на игровом поле танцевали что-то вроде шотландского народного танца, аккомпанируя себе на воображаемых волынках, а из окон пустых и гулких классов неслись ликующие вопли, и, вопреки горячему пожеланию Эверарда, спускались длинные, трепещущие на ветру, хвосты туалетной бумаги.
— Обойдем, — предложил Мор. Его коробило это веселье.
— Ну что ты, Билл, — возразила Нэн. Крепко взяв за руку, она повела его к воротам, держась возле стены главного корпуса. Танцоры на миг прекратили свои подскоки, чтобы дать им пройти.
— До свидания, желаем вам хорошо отдохнуть! — раздалось сразу несколько голосов.
— До свидания, до свидания! — присоединились к ним другие.
Мор чувствовал, что его не узнают. Какой-то преподаватель. Бледная тень посреди бурлящей от радости толпы.
— До свидания, и вам тоже хорошо отдохнуть, — говорил он.
Они уже подходили к воротам, когда мимо них медленно проехала машина. Окошко опустилось и оттуда стремительно, будто на пружине, высунулась маленькая головка Ригдена.
— До свидания, — прокричал Ригден. — Удачи… до встречи!
Родители Ригдена, немного знавшие Мора, тоже помахали, но было видно, что они торопятся уехать. Машина выехала на шоссе, влилась в бесконечный поток, стремящийся в сторону Лондона, вдаль, в мир за пределами Сен-Бридж, и помчалась все быстрее и быстрее, по мере того как отец Ригдена нажимал на газ.
Мор и Нэн свернули на дорогу, ведущую к их дому. И через несколько минут оказались возле него. Фелисити встретила их у дверей.
— Узнали что-нибудь? — спросила она. Глаза у девочки были красными от нескончаемых слез.
— Нет, — ответил Мор. — Никто не звонил?
— Нет, — ответила она и опустилась на ступеньку.
— Я сварю кофе, — продолжила Нэн. — Потом займусь глажкой. А что ты собираешься делать, Билл?
Мор собирался на Подворье увидеться с Рейн.
— Съезжу в читальню, а потом… наверное, в школу, там есть кое-какие дела.
— Сегодня тоже дела? — удивилась Нэн, стоя в дверях кухни, — а я-то думала, уже каникулы.