Лу Мартин.
* * *
Грамматика и Шекс. — мура.
Сказания — трепотня.
Айвенго — для птичек.
Джордж Элиот — дрянь, хоть он и женщина.
* * *
Зачем вы задали этот вопрос? Чтобы показать, что вы лучше других? Все вы — учителя — одинаковы, пичкаете нас всяким дерьмом, а требуете конфетку, да еще в серебряной бумажке. Если хотите знать, вы даже хуже других, строите всякие дамские штучки — благо вам это нетрудно — и делаете вид, что у вас ах как за нас сердце болит. А на самом деле вы на нас плюете, как плюют на вас толстомордые смотрители этой тюрьмы, а на них плюют мошенники и крикуны — начальники над всеми школами.
Во всей этой школе, кроме одного человека, никому нет до меня дела, и то же самое дома и на улице. Может быть, вам не нравится мой язык? Что же, поставьте мне плохую отметку — ваше право.
Я все равно уйду из школы в конце полугодия и присоединюсь к своре псов, перегрызающих друг другу глотки в вашем подлом мире, куда вы нас готовите. Не волнуйтесь, я свое образование уже получил, но вовсе не из ваших учебников. А ваше дело — торчать здесь, и не сомневайтесь, всегда найдутся желающие играть в вашу игру — ай, ай, ай, бедные мои заблудшие овечки, вернитесь в школу. Но шагайте в ногу, в строю по двое. За это вы получите аккуратненькие чистенькие дипломчики на дерьмовом блюде. Какая благодать!
Надеюсь, что я ответил на ваш вопрос.
Джо Фероне.
* * *
Джо! Хотя у тебя и красочный словарь, некоторыми выражениями надо пользоваться с большой осторожностью. Ты выражаешь мысль живо и хорошо, твои метафоры — от псов и до овечек — образны. Я бы поставила тебе куда более высокую отметку, чем ты поставил бы себе сам. Я имею в виду не только язык и литературу.
В том, что ты говоришь, есть доля правды, но ты слишком умен, чтобы ограничиваться этим. А что касается предъявленного мне обвинения, то у нас человек считается невиновным, пока не доказано обратное. Дай и мне пользоваться правом, предоставляемым каждому подсудимому. Нам необходимо поговорить. Не останешься ли ты сегодня после уроков?
С. Баррет.
* * *
Я не понимаю этих ваших пышных слов и после уроков занят. Каждый день. Придется вам учить меня только во время занятий.
Джо.
(P. S. Если бы я мог вам верить!)
13. Самоусовершенствование и т.п.
Уважаемая мисс Баррет!
Прилагаю экземпляр «Методики по языку и литературе».
Пусть это будет Вашей Библией. Вы найдете в нем описание различных путей для самоусовершенствования и т. п.
РУКОВОДЯЩИЙ ПРИНЦИП ДЛЯ ВСЕХ КЛАССНЫХ ЗАНЯТИЙ — УМЕНИЕ УЧИТЕЛЯ РАСПОЗНАТЬ ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ И НУЖДЫ УЧЕНИКОВ, ОПИРАТЬСЯ НА ЛИЧНЫЕ УСТРЕМЛЕНИЯ КАЖДОГО УЧЕНИКА И НЕЗАВИСИМО ОТ ОТМЕТОК ВЕСТИ ЕГО ВПЕРЕД, ИСХОДЯ ИЗ ЭТОГО.
РАЗВИТИЕ ПРИВЫЧКИ К ЧТЕНИЮ, ОСНОВАННОЙ НА ЛЮБВИ К КНИГЕ, — ЛУЧШИЙ ВКЛАД, КОТОРЫЙ МОЖЕТ СДЕЛАТЬ ШКОЛА. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ СЛЕДУЕТ УДЕЛИТЬ СОЗДАНИЮ ПРИЯТНОЙ ОБСТАНОВКИ В КЛАССЕ, ГДЕ ПРОХОДЯТ ЗАНЯТИЯ ПО ЯЗЫКУ И ЛИТЕРАТУРЕ. НА ПОЛКАХ И СТОЛАХ ДОЛЖНЫ БЫТЬ РАЗЛОЖЕНЫ РАЗНООБРАЗНЫЕ КНИГИ И ЖУРНАЛЫ. ГРУППОВУЮ РАБОТУ ОБЛЕГЧАЮТ ПЕРЕДВИЖНЫЕ СТУЛЬЯ И ПАРТЫ. ЖЕЛАТЕЛЬНО ИМЕТЬ В КЛАССЕ ЭКРАН, КИНОАППАРАТ, МАГНИТОФОН И ДРУГИЕ ТЕХНИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ОБУЧЕНИЯ.
Сэмюел Бестер,
заведующий учебной частью
по языку и литературе.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
14. Персефона
Понедельник, 8 октября
Дорогая Эллен!
Белый кирпич — это великолепно для камина, а вот о гриппе могу только сказать, что справляться с ним не умею.
Говоря по правде, я плохо справляюсь и с преподаванием. Ходит слух, что на этой неделе у меня должен появиться Призрак: Бестер уже нацелился и, вероятно, посетит мой класс. Что я буду делать, если он придет на мои занятия с «особо отстающими»?
Сегодня, в связи с изучением мифов, я написала на доске стихи Эдны Миллей: «Молитва Персефоне». Ты помнишь их?
О Персефона, стань такою,
Какой не быть мне никогда.
Ласкай божественной рукою
Ту, что надменна и горда,
Прекрасна и свободна,
Что ускользает вдруг, шутя,
Ту, что дика и благородна,
А в жизни — малое дитя.
И пусть в аду свои законы,
Их не изменишь на ходу.
Скажи ей нежно, Персефона:
«Не так уж страшно здесь в аду».
При виде стихов они заохали — чего ж еще делать. Но когда я спросила, кто говорит (возлюбленный о возлюбленной, мать о ребенке), Вивиан Пейн робко подняла руку: «А может быть, учитель?»
Но, впрочем, не в этом главное. Главное — ученики. Как нам нужно, чтобы они нас понимали, и в то же время мы не можем быть слишком близкими. Отношения учителя с учеником — это что-то вроде хождения по канату. Знаю, как осторожно должна я выбирать слова и жесты. Понимаю, как трудно балансировать между дружелюбием и фамильярностью, достоинством и отчужденностью. Я особенно ощущаю все это при попытке завоевать Фероне. Не могу понять, почему это так много для меня значит. Может быть, потому, что он, как и я, мятежник в своем роде? Может быть, потому, что его так обидели? Он слишком ярок, слишком умен, чтобы затеряться в толпе.
Я хочу узнать его, всех их. Помочь им можно, только говоря на их же языке. Да и что у нас есть, кроме слов? Я всегда с жадностью читаю ребячьи сочинения, вытряхиваю записки из ящика пожеланий, слушаю.
Ты задаешь наивные вопросы, дорогая. Ты спрашиваешь, к примеру, почему я «кочую». Да потому, что Мэри Льюис проводит два урока в моей классной комнате. Почему не в своей? Потому что там занимается другой «кочевник». Мы делим пополам и доску для объявлений, и классную доску. Кстати, мне всегда любопытно посмотреть, что там, на ее половине.