— А способна будет такая собака, скажем, кинуться на вора?
— Все от выучки зависит, старина, от выучки. Во всяком случае, облает, отпугнет — а это главное. Прибейте дощечку «Злая собака», пусть порычит разок?другой на развозчиков товара, и прознает вся округа. Взломщики за версту обходить станут.
Вышли во двор, и Гарриман повел клиента к загородке. Из?за проволочной сетки на них яростно затявкало с полдюжины щенков?овчарок.
— Хороши чертенята, как на подбор, — крикнул Гарриман сквозь тявканье. — Боевой народец.
Он отпер дверцу и через некоторое время вынес из загородки толстого щенка, свирепо вгрызшегося ему в полу куртки.
— Эта дамочка вам подойдет, — сказал он. — Для выставок не годится — окрас темноват.
Смайли сделал вид, что колеблется, но уступает убеждениям Гарримана, и согласился наконец. Вернулись в дом.
— Я оставлю вам задаток, — сказал Смайли, — и дней через десять заберу ее. Договорились?
Он дал Гарриману чек на пять фунтов. Снова сели. Гарриман порылся в столе, отыскал справки о прививках, родословную. Потом Смайли сказал:
— Жаль, что у миссис Роуд не было собаки, правда ведь? То есть, возможно, собака спасла бы ей жизнь.
— Да нет, пес был, но она его ликвидировала как раз перед этим, — сказал Гарриман. — Между нами говоря, чертовски странная история. Она любила пса. Чудной такой дворняга, помесь всех пород на свете — но любила. А тут вдруг привезла его и рассказала басню — укусил, мол, почтальона, опасная собака, надо умертвить. На деле ничего подобного. Знакомые мои карнские навели потом справки. Ни от кого никаких жалоб. Почтальон с дворняжкой был в дружбе. В небольшом городке сочинять такие басни — дохлейшая глупость. Тут же разоблачат.
— А с какой вообще стати ей было сочинять? Гарриман сделал жест, покоробивший Смайли, — провел указательным пальцем себе по носу, от переносья вниз, и — верть, верть — подкрутил оба своих нелепых уса. Было в этом жесте нечто робкое — словно, подражая полковничьей манере, Гарриман в то же время боялся, как бы его не осадили.
— Беда с такими, — жестко сказал Гарриман. — Я их со взгляда узнаю. У нас в полку было несколько таких среди офицерских жен. Знаю я этих умильненьких. Воды не замутят, святоши. Церковь цветами украшают и тому подобное — благочестивы, дальше некуда. Она, я бы сказал, из истеричек, из слезоточивых, что жертву из себя любят представлять. Хлебом их не корми, дай только драму разыграть.
— А как относились к ней здесь? — спросил Смайли, предлагая Гарриману сигарету.
— Да не сказал бы, чтобы любили. Благодарю. По воскресеньям, что характерно, ходила в черном. Мы этих черношерстных, воскресных этих непорочниц, у себя на Востоке, бывало, звали воронами. Они в основном неангликанских вероисповеданий. Католички, причем некоторые… Надеюсь, я вас не того…
— Нет?нет.
— А то бывает, что и напорешься. Я их не выношу; как говаривал мой старик отец, предубеждений не имею, но католиков не люблю.
— Вы с ее мужем знакомы?
— Не слишком. Бедняга он, бедняга.
Бедняга он, бедняга.
У Гарримана, подумал Смайли, куда больше сочувствия к живым, чем к мертвым. Трудно сказать — возможно, это общая черта военных.
— Его, я слышал, крепко подкосило это дело. Тяжкий удар судьбы военной, верно? (Смайли кивнул.) Он совсем иной складки. Из низов, службист отличный, офицерской чести не уронит. Вот таких парней женщины и подкашивают.
Дорожкой они прошли к воротам. Смайли простился, пообещав заехать за щенком через недельку. Гарриман крикнул ему вслед:
— Да, кстати…
Смайли остановился, обернулся.
— Не возражаете, я сразу получу по чеку и открою вам кредит на эту сумму?
— Извольте, — сказал Смайли. — Пожалуйста. — И пошел к автобусной остановке, размышляя о странных извивах военного образа мышления.
Тот же автобус повез его обратно в Карн, тот же кондуктор костил хозяев, тот же шофер всю дорогу вел машину на второй скорости. У вокзала Смайли сошел и направился к кирпичной молельне. Тихонько отворил густо лакированную, охряно?желтой сосны готическую дверь и вошел внутрь. Пожилая женщина в переднике начищала тяжелую латунную люстру, висящую над центральным проходом. Помедлив, он приблизился к ней на цыпочках и спросил, где найти священника. Она указала рукой на дверь ризницы. Повинуясь ее жесту, Смайли подошел к двери, постучал, подождал. Ему открыл рослый мужчина в пасторском воротничке.
— Я из «Христианского голоса», — сказал негромко Смайли. — Желал бы с вами посоветоваться.
Выйдя через боковой вход, Смайли с мистером Кардью пошли по ярко?желтым дорожкам меж голыми грядками заботливо возделанного огородика. Сияло солнце. День был холодный и великолепный, воздух бодрящий. Пройдя огородик, вышли на луг. Несмотря на ночной дождь, земля здесь была твердая; ее покрывала невысокая трава. Неспешно прогуливаясь, они разговаривали на ходу.
— Это школьные угодья. Летом мы устраиваем здесь наши праздничные пикники. Весьма удобно.
Смайли относился к духовным лицам с несколько детской опаской. Он ожидал встретить веслианский млат господень — велеречивого и мрачного церковника с пристрастием к библейским образам. А Кардыо мало соответствовал такому представлению.