Работы в этом огромном подземном пространстве, освещенном двумя дуговыми фонарями, производили сильное впечатление, и многие жители города перебывали в шахте. Человек, стоящий на дне пещеры, казался пигмеем. Озаренные красноватым светом фонарей, прикрепленных на двух высоких столбах, со всех сторон поднимались стены, покрытые белым кремневым натеком, который образовывал причудливые фестоны, гирлянды, выступы и колонны какого-то фантастического стиля — с поперечными желобами, карнизами и отростками. Со свода свешивались толстые, но короткие сталактиты, также покрытые желобками и карнизами и бросавшие резкие тени. Вдоль одной из стен на протяжении 20 м громоздились леса, доходившие до свода, на их ярусах копошились рабочие, которые сверлили и срывали толстую кору натека и затем выламывали глыбы из освободившейся поверхности гранита, покрытой драгоценными кристаллами. Куски натека и глыбы породы спускались лебедками вниз, нагружались в вагончики и вывозились по галерее в шахту. Слышался стук и скрежет молотков, зубил и буров, визг цепей, грохот глыб, вываливаемых в вагончики.
В первые дни, пока в пещере еще сохранялись остатки воды, покрывавшей каплями все выступы и впадины стенок и свода, зрелище было еще красивее, так как эти капли отражали лучи света и блестели повсюду, словно алмазы. Но постепенно благодаря высокой температуре и вентиляции вода совершенно испарилась, и воздух сделался сухим, как в гигантской печке. Рабочие были нагие, в сандалиях, но тело их для предохранения от жары было покрыто слоем жира, а на головы надеты маски.
Ельников и Киото часто посещали пещеру, наблюдая за работой, которая давала акционерному обществу огромные барыши, не предусмотренные сметой и позволявшие окончить сооружение шахты, сколько бы это ни стоило.
— Жаль будет бросить это подземное пространство, исчерпав запасы драгоценностей! — сказал Ельников однажды, когда уже половина площади стен была очищена от натека и своей желтой ровной поверхностью с блестящими зернами кварца, кристаллами полевых шпатов и крупными таблицами белой и черной слюды резко контрастировала с остальной частью, еще покрытой натеком.
— Зачем же бросать пещеру? — усмехнулся Киото. — Мы оставим ее для подземных балов и обедов в торжественных случаях.
Идея! Но только много ли найдется охотников проводить часы в этой ужасной печке, в особенности из числа дам? Ведь им пришлось бы обходиться почти без костюма. Я думаю, пещера будет привлекать только туристов.
— А нельзя ли приспособить эту огромную площадь, которую мы получили так неожиданно, для какой-нибудь полезной цели?
— Я тоже подумывал об этом! — ответил Ельников.
— Мы предполагаем проводить пар, получаемый в подземных котлах, на поверхность, где он и должен был обслуживать огромную электрическую станцию города. Но при этом пар неминуемо потерял бы часть своей температуры, и наверху пришлось бы ставить подогреватели.
— И вы задумались над вопросом, нельзя ли теперь устроить электрическую станцию в этой пещере, так как ток вести наверх легче, чем пар?
— Именно! Но меня затрудняет еще вопрос, как повлияет высокая температура на работу генераторов и можно ли устроить обслуживание машин в этой печке?
— Отчего же? В крайнем случае механики будут часто меняться и получать специальную одежду, резервуар со сжатым воздухом за спинку, как водолазы или, вернее, как члены спасательных отрядов при рудничных пожарах или взрывах.
— Кстати, у нас должны быть эти аппараты на всякий случай. Возможно, что скоро и в шахте нельзя будет работать без них.
— Конечно! Когда температура будет превышать 90 или даже 80 — 85°, я опасаюсь, что никакая вентиляция и охлаждение не помогут. В Японии уже заказаны 50 таких аппаратов. Они должны были прибыть на днях, и мы испытаем их пригодность.
— Отлично! А пока в пещере еще ведутся работы, мы займемся вопросом о возможности ее приспособления, для будущей электрической станции. Обратимся с запросами к лучшим электротехникам.
14. Подземный костер
В начале июня шахта достигла глубины 1400 м, а температура на ее дне 79°. Ступень упала почти до 10 м, и надежды на скорое окончание шахты все более упрочивались. Работа на дне становилась все более трудной, и приходилось менять рабочих каждые два часа. Менее выносливые из них работали в прибывших уже костюмах, состоявших из кожаной куртки на ватной подкладке, таких же брюк, сапог с толстой подошвой, шлема и ранца с резервуаром сжатого воздуха на спине. Но эта одежда стесняла свободу движений, поэтому многие старались еще обходиться без нее, пока было возможно.
В пещере леса покрыли последний участок стены с толщей натека и драгоценных кристаллов; после этого предстояло еще освободить свод, изменив конструкцию лесов. Пещера стала несколько мрачной, так как желтые стены отражали гораздо меньше света, чем снежно-белый натек; хотя он сохранился еще на своде, но потерял уже свою девственную белизну из-за пыли, насевшей за время работы.
В ночь на 5 июня разразилась катастрофа. От неизвестной причины — может быть от соединившихся проводов тока или от особенно большой искры, вырвавшейся из-под какого-нибудь бура, — на одном из нижних ярусов загорелись леса. Бревна и доски, находившиеся уже больше месяца в этой сухой и горячей атмосфере, высохли до последней степени, и огонь распространился с чудовищной быстротой на все пятнадцать ярусов: через несколько минут леса пылали, как гигантский костер, из которого доносились крики людей, захваченных врасплох во время работы. На десяти ярусах работало 150 человек; из них успела спастись только треть рабочих, находившихся на нижних пяти ярусах: они могли сбежать по лестницам или спрыгнуть вниз, да и то часть их получила более или менее сильные ожоги, а некоторые расшиблись при падении с высоты 8 — 10 м.