Утро и день работали они, не покладая рук. А уж как вечер спускался на землю, сидели они и разговаривали: о прошлом и будущем. Дивчина парню истории разные рассказывала: о том, как мать ее в бурной реке, что крутит сейчас лопасти мельницы, утонула, как сиротой она стала. Песни они пели: то грустные, то веселые. А иногда, нежно обнявшись, сидели молча и смотрели на крутой берег. И вот набрался как-то Еремей смелости, и говорит:
— Ты, Марьянушка, умна и красива. Прикипел я к тебе всем сердцем, и другой подруги уже не желаю. Сирота я и нет у меня никого, будь мне роднею! Давай, вместе жить-поживать и добра наживать. Будь мужнюю женою!
Отвечала ему Марьяна:
— Что ж, Еремей, парень ты славный, веселый, хозяйственный. Буду тебе женою! Но обещай мне, что бы ни случилось, любить меня и чудесам никаким не удивляться.
На том и порешили они. Но так как жили они не богато и родственников у них не было, то не играли они свадебку — лишь остался Еремей у Марьяны жить-поживать.
День провели они памятный. Работали вместе на мельнице. Еремей мешки таскал и грузил. Марьяна ему помогала. Но если у нее это все играючи как-то получалось, то Еремей к вечеру уж без сил был. Невеста ему ужин приготовила, баньку стопила – супруга в порядок привела. Всю ночь с ним была нежна и ласкова.
Утром встали новобрачные и опять за работу взялись. Марьянка на мельнице хозяйничает – все у нее легко и просто. А Еремей уже к обеду выбился из сил. Стал он задумываться – что за хитрость у жены такая? К ней со временем начал приставать-допрашивать. А Марьянка, возьми и ответь ему, как на духу, не постеснялась:
— То ж не я работаю, а духи водяные, что стали братьями моими и сестрами, когда мама моя утопла. Родились они там, под водой. За помощь я отдаю им часть большую из того, что мы зарабатываем, ведь малы они еще и в пище нуждаются.
Испугался Еремей, пригорюнился – куда ж ему с нечистой силой-то тягаться! Да и зачем ему духов кормить? Мерзость это – с чертями водяными кумовство водить. Сгинет он так на непосильной работе, весь истает, как свечка. Ничего не сказал Еремей Марьянке, лишь ушел он нее далече и продолжил свой путь в поисках счастья.
Долго ли, коротко ли шел Еремей – нем не известно. Вдруг, видит он на опушке леса терем стоит на высоких столбах. Весь расписной, аж сияет. Постучал Еремей в двери терема. Они распахнулись бесшумно и на пороге он увидел девицу красную. Высока и дородна была девица. Волосы ее огненно-рыжие в прическу затейливую уложены. В ушах серьги изумрудные, подстать глазам зеленым. Все румяная, напомаженная, нарядная, как будто гостей ждала. Поклонился ей Еремей вежливо и сказал:
— Здравствуй хозяюшка! Шел я долго по полям и лугам, по лесам и оврагам. Ноги мои устали и желудок свело. Дозволь мне, отдохнуть, да сил набраться, чтобы дальше отправиться – счастье свое искать!
Отвечала девица, с любопытством его разглядывая:
— Гой еси, добрый молодец. Долго, видать, ты счастье свое ищешь. Вот и рубаха твоя грязна, и лапти уж стерлись. Думала я, что ты — человек божий и милостыни просишь. Но раз иначе все вышло, то заходи в мой терем, хлеба-соли отведай. Отдохни с дороги. А я уж и баньку стоплю.
Так познакомился Еремей с Ягой – сестрой Кащеевой. Самого Кащея-то лет с десяток, поди, как не стало – схоронился он заживо в какой-то пещере, чтобы религию модную изучать, да так и не вернулся оттуда. То ли выбраться не смог, то ли не захотел. А сестрица его осталась жить в тереме, и с каждым днем становилась она краше и краше. Девицы местные старались походить на нее, парни заглядывались. Но боялись с ней связываться, ведь, сколько помнили они себя, столько всегда была и Яга – молода и красива. Сколько ей точно лет – никто не знал.
Почти все это узнал и Емельян от своей хозяйки сговорчивой, пока она за ним, как за гостем дорогим ухаживала: не стесняясь, пенным отваром в баньке грязь его отмывала, одежку ему новую из запасов кащеевых подбирала, за столом дубовым яствами заморскими угощала. А уж историй разнообразных она столько знала, что не успевала одну рассказать, а уж о другой спохватывалась. И говорила она: о себе, о странах невиданных, о вещах волшебных, о подвигах героев разных, о девичьих желаниях тайных …. Так и заснул Емельян, как младенец, под одну из этих историй.
Увлекла Еремея Яга сказками и разговорами, вещичками дивными. Ну, где, например, тарелочку, на которой яблочко нарисовано, и в которой можно увидеть все, что на свете белом творится? Вот чудо чудесное! Решил он остаться у Яги еще, на денек-другой, чтоб присмотреться к красавице. А та целыми днями наряжается, кремами мажется, брови сурьмит, да гостей принимает — всем Еремея показывает и расхваливает. Понравилась молодцу жизнь беззаботная, почти царская. И вот набрался как-то он смелости, и говорит:
— Ты, Яга, умна и красива. Прикипел я к тебе всем сердцем, и другой подруги уже не желаю. Сирота я и нет у меня никого, будь мне роднею! Давай, вместе жить-поживать и добра наживать. Будь мужнюю женою!
Отвечала ему Яга:
— Что ж, Еремей, парень ты славный, веселый, хозяйственный. Буду тебе женою! Но обещай мне, что бы ни случилось, любить меня и чудесам никаким не удивляться.