— Может быть, поговорим в таком случае о делах? — предложил Федоров, не любивший терять время.
— Ну, что вы, коллега. Здесь о делах не говорят, это было бы дурным тоном: мы не купцы в конце концов. Прием у Навеки Ослепляющего — великий праздник для каждого приглашенного, и впечатление о нем должно сохраниться незамутненным до конца дней. Сейчас — только общие темы, милые шутки…
— Общих воспоминаний у нас, к сожалению, пока еще нет.
— Вы уверены? Но ведь есть ваша прекрасная Земля. Мы все там бывали, может быть даже одновременно, а что не сталкивались лицом к лицу — не беда. Будем вспоминать о Земле. О, вы еще не понимаете, как вам повезло. Не представляете, как мне порой бывало тяжко от того, что не с кем было поговорить о родной Синере — там, у вас. А ведь на Терре было куда больше возможностей развлечься, куда-нибудь съездить или просто сходить…
— Разве здесь это невозможно?
— С передвижениями у нас не так просто. Тоже… традиция, если угодно.
— Ну что ж, давайте говорить о нашем мире. Вы упомянули, что занимались там…
— Прежде всего — вопросами культуры. Истории, искусства, литературы. Я ведь по профессии — искусствовед.
— Никогда бы не подумал!
— И тем не менее, первое представление об истории вашей планеты Синера получила именно благодаря мне.
— Вы пользовались нашей исторической литературой?
— Главным образом, не ею. Опыт научил меня не очень верить профессиональным историкам. Даже наш собственный опыт. История меняется с изменением современности. В ней нет эталонных, не подвергающихся сомнению трудов, ибо даже Кодекс в этой части… Однако, такие краеугольные камни есть в литературе. Она фиксирует, а порой и истолковывает события надежней. Так что в моих изысканиях на Земле я прибегнул к анализу литературы. И установил многое.
— Например?
— Я понял, что ваша литература делится на две очень неравноценных части. Подтверждения этого я находил в книгохранилищах всех ваших континентов, анализируя источники не только на терране, но и на древних иностранных языках: их я даже предпочитаю современным.
— Две части? Поэзия и проза?
— О, нет. Поэзию мы на Синере, строго говоря, не относим к литературе, она считается у нас видом декоративного искусства. Не забудьте — у нас разные мировоззрения.
— Две части? Поэзия и проза?
— О, нет. Поэзию мы на Синере, строго говоря, не относим к литературе, она считается у нас видом декоративного искусства. Не забудьте — у нас разные мировоззрения. Стихи — это для низов, достойные люди их не читают. Две части литературы, по моим исследованиям, таковы: одна — это литература реалистическая, основанная на установленных фактах, повествующая о событиях, несомненно происходивших. Ею я пользовался, создавая очерки по истории Терранской Федерации. Другая же часть литературы основана на вымысле. Это так называемые бродячие сюжеты, всплывающие раньше и позже, тут и там, но претерпевающие, в зависимости от времени и места, различные изменения, порой весьма существенные и противоречивые. Я ведь прав?
— Во всяком случае, это чрезвычайно интересно. Не могли бы вы назвать примеры той и другой?
— Разумеется! Например, я твердо установил, что в истории вашей планеты был период, когда она, помимо обычных людей, была заселена значительно более крупной расой великанов. Период продолжался достаточно долго. О нем свидетельствуют такие источники, как Омир, Зуиф, Рабелаиз…
— Гомер, Свифт, Рабле…
— Ну, у вас множество диалектов. Но это не важно. Существенно то, что эти тексты я обнаружил на всех материках, на всех доступных мне языках — и повсюду они были практически идентичны. Может ли существовать лучшее доказательство их соответствия действительности? Ни малейшего противоречия. Разве я не прав?
— О, безусловно!
— Полифем, Гаргантюа, Пантагрюэль… Бробдингнег, Фонария, Франция… Встречались упоминания и о других великанах — Аристотий, Эйнстайн — я правильно произношу?
— Мы понимаем вас.
— Но с ними я не успел выяснить всего до конца, меня отозвали. Однако, есть основания думать, что они — лишь фольклор.
— А другая часть, Меркурий?
— Бродячие сюжеты? Ну, с ними все ясно. Вот прекрасный пример: история бедного государя, которому взбунтовавшиеся подданные ни более ни менее как отрубили голову. Этот сюжет встречается во всех литературах. Но трактуется он совершенно по-разному. У одних авторов — как преступление, у других — как справедливое дело. И сама личность главного героя: то он благородный государь, то просто негодяй. Ясно, что и то, и другое — вольные обработки бродячего сюжета, на самом же деле ни короля этого, ни события никогда не существовало и не происходило. Даже имена варьируют. И таких примеров множество. Интересно, что эта литература тоже, вероятно, в какой-то мере навеяна действительностью, но искаженной в характерной для мифологии манере. Так, и в ней отражено бытие великанов. Любопытный персонаж такого рода — великан Петр, тоже, разумеется, король, легенда даже именует его императором. Так вот, в литературе на одном, понимаете — на одном и том же языке этот великан Петр изображается то мудрецом, то сумасбродом, то палачом, то благодетелем своих подданных… Разве не ясно, что существуй он когда-либо в действительности, не могло бы быть и речи о подобном расхождении во мнениях?