Праздник Митры

….

— Сегодня последний день?

— Видимо, да…

— И все, все… все, что есть сущее — все умрет?

— Какой-то оракул из Бангладеш сказал, что спасутся четырнадцать тысяч сто человек. Со всей Земли — только четырнадцать тысяч…

— Какой смысл верить таким, как он… они тоже ничего не ведают… просто ждут и боятся.

— Не знаю… но по визору в самом конце говорили, что этот сумасшедший провидец, перед тем как его сожгли на костре, успел назвать точные даты первого ядерного удара Пакистана по Индии и убийства президента.

.. просто ждут и боятся.

— Не знаю… но по визору в самом конце говорили, что этот сумасшедший провидец, перед тем как его сожгли на костре, успел назвать точные даты первого ядерного удара Пакистана по Индии и убийства президента. Может быть, он и вправду как-то знал или предвидел что-то, черт его знает… И, наверное, недаром последний месяц за горные пики шли ожесточенные бои… Каждое правительство надеялось, что успеет сделать там свой собственный СПАСАТЕЛЬНЫЙ БУНКЕР. Я не знаю…

— Темнеет…

— Да…

— Мне страшно… Тянет что-то, вот здесь, в груди… как комок льда… застыл и не тает…

— Обожди, посиди минутку одна… Чайник в камине еще теплый. У нас осталось кофе… немного, на дне банки. Но на две чашки хватит. Я сейчас налью и ты согреешься, подожди.

Бережно поправив плед на плечах женщины, он осторожно встал с софы и пошел вглубь комнаты, к камину. Там, почти в полной темноте, стал греметь пустыми банками, шаря на ощупь. Чашки нашлись быстро, но банка с кофе долго пряталась в куче жестяного мусора.

Спокойно… просто остановись и подумай…

И правда, он почти сразу же вспомнил — на верхней полочке шкафа…

— Я уже скоро.

— Да, да… я подожду.

На полке, за банкой кофе, в самом дальнем углу, он нащупал маленький пластиковый бутылек. Отдернул руку, затем оглянулся в сторону окна, на темный силуэт в сером прямоугольнике вечера, постоял несколько секунд и закрыл дверку полки.

— Вот, на бери… он еще почти горячий… пей…

— Спасибо… Ммм… какой он горький…

— Это же кофе… просто, наверное, сыпанул больше, чем себе в темноте… пей…

— Слышишь? Ветер за окном… звук… звук-то какой — как огромные духовые трубы поют… трубят, гудят… даже стена дрожит… Не веришь? Приложи вот здесь руку…

— А утром было тихо… Странно… Смотри… Вон, ветви дуба качает так, что, кажется, еще чуть-чуть и оторвутся — а метели нет… как будто земля плотным снежным саваном прикрыта… ничто не шелохнется…

***

— Я что-то устала … какой-то долгий сегодня день… мы, будто после шумного праздника… гости ушли… посуда помыта… в доме тихо и пусто…

— Пойдем в постель… я обниму тебя… и мы уснем вместе…

— Да, да… конечно…

— Давай я помогу тебе встать… так… осторожней… я держу тебя… сейчас, я откину покрывало… вот так… ложись…

Я здесь, рядом… вот моя рука… ты чувствуешь? .

.. ты спи… не думай ни о чем… мы все устали… и пусть нам приснятся красивые сны… как в нашей молодости…

Мы на лужайке перед домом, качаем нашу маленькую дочь на качелях… ты с одной стороны, а я с другой… металлические петли скрипят… дочке страшно и смешно одновременно… она смеется, а за ней следом смеемся и мы… и все так легко… все еще, кажется, впереди…

Когда дыхание женщины стало ровным и почти незаметным, мужчина осторожно высвободил свою ладонь, поднялся и вышел в гостиную. Угли в камине еще бордово светились под серой шапкой пепла, отбрасывая на стены неровные, багряные тени. Подошел к окну, прижался лбом к ледяному, на треть скрытому под сугробом снега стеклу…

Темнота, там, за стеклом, была абсолютной. На мили в даль — ни одного огонька, ни проблеска… Только снег светился кровью под лучами круглой красной луны…

Вот и все…

Интересно, как это будет? Почувствуем ли мы боль или, может, удушье… а может сразу, мгновенно, превратимся в тлен? В прах, из которого вышли, и к которому, наконец, пришли?

Или весь этот черный мир за окном, заметенные снегом поля, скелеты пустых городов, государственные убежища высоко в горах, заметенные трупы по обочинам дорог, все… все это, просто исчезнет, как по мановению колдовской палочки злого волшебника? Растает, как эфемерный бред?

Он подошел к отрывному календарю на стене. Долго, прищурясь, вглядывался в текст на верхнем листке, но в слабом отсвете углей камина почти ничего так и не разобрал. Вздохнув, поднял руку, потянул за нижний край листка, но остановился, передумав. Постоял и затем, вытянув перед собой, как слепец, руки пошел обратно в спальню…

В постели он нашел теплую сухую руку жены, прижал ее ладонь к своей небритой щеке, и осторожно прикасаясь губами к кончикам ее пальцев, истово повторял про себя:

Господи, скажи, за что нам это все?

Чем именно мы прогневили тебя?

Так, задавая немому небу свои бессмысленные вопросы, он и провалился в сон.

Но в последний, почти неуловимый миг, отделяющий физически осязаемое от призрачного царства, он на какую-то долю секунды окунулся, прикоснулся к Детству.

…В глаза бешено ударило палящее летнее солнце. В его лучах танцевали пылинки. Скрипела мелким, желтым песком дорожка под ногами, а вокруг огромными зелеными холмами высились деревья.

— Смотри, смотри… самолет…

Страницы: 1 2 3 4