В противоположность этому на японской фондовой бирже обстановка оставалась довольно спокойной. Появились только акции химических компаний и предприятий, производивших вооружение. Падение цен на нью?йоркской бирже до нас еще не докатилось. Правда, акции строительных фирм сильно колебались. Согласно прогнозам, строительные предприятия тоже должны были понести большие убытки, потому что «бездействие взрывчатых веществ» распространялось и на динамит.
— В Америке, в юго?западных штатах, появились ликвидационные полицейские, — сказала Кисако, просматривая газету и поглаживая Гоэмона по голове.
— Ликвидационные полицейские? — переспросил я. — Это еще что такое?
— Ну… это самое… как на бирже… Тьфу ты, ну словом, все полицейские подают в отставку. Они заявили, что при существующем положении вещей не могут выполнять свои служебные обязанности…
— А?а, ясно. Для американских полицейских пистолеты были единственным оружием. Помнится, даже сами ньюйоркцы критиковали своих полицейских за то, что они слишком много стреляют. Хотя в южных штатах, где то и дело линчуют негров, без пистолетов им никак не обойтись.
— А наши полицейские, наверное, и стрелять?то не умеют, хоть и носят пистолеты.
— Это точно, — кивнул я. — Только один раз и стреляли — во время первомайской демонстрации, на дворцовой площади. Дубинкой орудовать куда легче. Великая вещь привычка!
— В Аризоне появились гангстеры?лучники. Совершено несколько нападений на банк… А еще тут написано, что у них рапиры, — сказала Кисако.
— Лучники? Это кличка у них такая что ли?
— Да нет, написано — лучники. Без кавычек. Может, опечатка?
— А?а, понял, никакая не опечатка, просто они вооружены луками и стрелами.
— Ах, вот в чем дело… Значит, близится время рубинов гудящих…
— Ты когда?нибудь слышала, чтобы рубины гудели? Совершенно неостроумно! Если хочешь сказать — времена Робин Гуда, так и говори.
— Я и говорю. Это Гоэмончик меня заразил своим чудным языком.
А этот самый Гоэмончик, которому Кисако все гладила и гладила лысину, вдруг страшно покраснел, начал мигать и задыхаться, широко разевая рот.
— Кисако, что это с ним? — обеспокоенно спросил я. — Может, припадок начинается? Ты не знаешь, он не страдает падучей?
— Ничего особенного, — сказала Кисако и почесала у него за ухом. — Он же обожает, когда ему щекочут лысину. Все время просит — почеши, погладь…
Но я не на шутку встревожился. С Гоэмоном творилось что?то странное. Его губы дергались. Может, ему не хватает воздуху?
— Кисако, оставь его в покое! Не видишь — человеку плохо. Что он тебе — кошка или собака?
— Отстань, мне самой приятно, — невозмутимо ответила Кисако. — Когда я была маленькой, был у нас в деревне один идол. Ужасно миленький, головка гладкая?прегладкая, блестит ярче солнышка, точь?в?точь как у Гоэмончика. Я его жутко полюбила. Подойду бывало и глажу по головке. Все глажу и глажу…
— Что ты заладила — глажу! — я рассердился. — Неужели ты такая бессердечная? А вдруг он помрет…
— Ну что ты, это еще зачем?.. Ничего с ним не случится. Правда, дед, тебе ведь приятно и ты совсем не собираешься уми…
— А?а?а… — вдруг застонал Гоэмон.
Я в ужасе уставился на его широко разинутый рот, на его грудь, набравшую воздуха, как мне казалось, для последнего вздоха.
— А?а?а…
— Что с ним?! Гоэмон, Гоэмончик, дорогой, что с тобой?..
— Все. Теперь уже скоро, — все так же невозмутимо сказала Кисако.
— А?а?апчхи!
Плохо было не Гоэмону, а мне.
Громоподобный чих сотряс стены. Лицо Гоэмона сразу приобрело нормальный оттенок. Он мгновенно уснул.
— Ужасно смешной, правда? — сказала Кисако, заботливо вытирая ему нос половой тряпкой. — Он говорит, что чихание — самая приятная вещь на свете.
В дверях появился наш связист и протянул мне английскую газету.
— Где Тамура?сэнсэй? — спросил он взволнованно.
— В соседней комнате.
— Где Тамура?сэнсэй? — спросил он взволнованно.
— В соседней комнате. Он размышляет, просил не беспокоить, — ответил я. — Что?нибудь случилось?
— Группа неизвестных напала на лабораторию фирмы «Универсал» на Асигасаки. Лаборатория разгромлена. Президент похищен…
Было очень поздно.
Тем не менее Тамура заявил, что сам отправится в разгромленную лабораторию, что случалось с ним крайне редко. Наверное, ему тоже надоела жизнь затворника.
Мы спустились к воде, к хорошо укрытой от посторонних глаз бухточке, сели в моторную лодку и вышли в открытое море. Там нас подобрал гидроплан и доставил в Эносиму. Оттуда на машине мы помчались в Асигасаки. Вся эта ночная поездка как две капли воды походила на сцену из приключенческого фильма. Но я давно понял, что все незаурядные личности, все воротилы и боссы обожают устраивать театр для себя, прямо как малые дети. Видно, у них нервы железные. Обычный человек ни за какие блага не стал бы посреди ночи мерзнуть в открытом море и изнывать от страха в кабине крохотного гидроплана, летящего вслепую над черными волнами. Из?за этих самых железных нервов люди и становятся боссами и крупными закулисными фигурами.
В машине, по пути в лабораторию, я просмотрел газету, которую мне дал связист.
В глаза бросился странный заголовок «Д.Д.Т. сделал второе заявление!»