— Очень рад вас видеть, — сказал он. — Двое детишек! Это как раз то, чего мне не хватало!
— Мистер Кеттерли, — сказала Полли, — мне пора обедать, меня дома ждут. Отпустите нас, пожалуйста.
— Со временем, — сказал дядя Эндрью. — Нельзя упускать такого случая. Мне не хватало именно двух детей.
Видите ли, я ставлю уникальный опыт. С морской свинкой, видимо, получилось. Но что может рассказать свинка? И ей вдобавок не объяснишь, как вернуться.
— Дядя, — сказал Дигори, — нам правда обедать пора, нас искать станут. Вы должны нас отпустить.
— Должен? — переспросил дядя Эндрью.
Дигори и Полли переглянулись, как бы говоря друг другу: «Надо к нему подлизаться».
— Если вы нас выпустите, — сказала Полли, — мы после обеда вернемся.
— Кто вас знает? — сказал дядя Эндрью, хитро усмехаясь, но тут же передумал.
— Отлично, — проговорил он, — надо так надо. На что нужен таким детям какой-то скучный старикашка. — Он вздохнул. — Если бы вы знали, как мне бывает одиноко. Да что там… Ладно, ступайте обедать. Только сначала я вам кое-что подарю. Не каждый день у меня бывают маленькие посетительницы, особенно такие симпатичные.
Полли подумала, что он не такой уж и сумасшедший.
— Хочешь колечко, душенька? — спросил ее дядя Эндрью.
— Желтое и зеленое? — спросила она. — Ой, какая прелесть!
— Нет, зеленое нельзя, — сказал дядя, — очень жаль, но зеленого я тебе подарить не могу. А вот желтое — всегда пожалуйста. Носи на здоровье. Ну, бери!
Полли перестала бояться, к тому же кольца и впрямь как-то завораживали, притягивали к себе. Она двинулась к ним.
— Слушайте!.. Это ведь колечки гудят!
— Что за странная мысль! — засмеялся дядя. Смех его звучал вполне естественно, а вот выражение дядиных глазок Дигори не понравилось.
— Полли, не дури! — крикнул он. — Не трогай!
Но было поздно. Не успел он договорить, как Полли коснулась одного колечка и сразу же, без единого звука, исчезла. Дигори остался наедине с дядей.
2. ДИГОРИ И ЕГО ДЯДЯ
Случилось это так неожиданно, и так походило на страшный сон, что Дигори вскрикнул. Дядя Эндрью, зажимая ему рот рукой, прошипел: «Не смей!», и прибавил помягче: «Твоя мама услышит. Ей волноваться опасно».
Дигори потом говорил, что его просто затошнило от такой подлой уловки. Но кричать он, конечно, больше не стал.
— То-то же! — сказал дядя. — Ничего не поделаешь, всякий бы поразился. Я и сам удивлялся вчера, когда исчезла морская свинка.
— Так это вы кричали? — спросил Дигори.
— Ах, ты слышал! Ты что, следишь за мною?
— Нет, — сердито сказал Дигори. — Вы лучше объясните, что случилось с Полли?
— Поздравь меня, мой мальчик, — дядя Эндрью снова потер руки, — опыт удался. Девочка исчезла. Сгинула. В этом мире ее больше нет.
— Что вы с ней сделали?
— Послал… хм… в другое место.
— Ничего не понимаю, — сказал Дигори.
— Что ж, я тебе объясню. — Дядя Эндрью опустился в кресло. — Ты когда-нибудь слышал о миссис Лефэй?
— Нашей двоюродной бабушке? — вспомнил Дигори.
— Не совсем, — сказал дядя Эндрью, — она моя крестная. Вон ее портрет, взгляни.
На выцветшей фотографии Дигори увидел престарелую даму в чепчике. Такой же портрет, вспомнил он, лежал в комоде у него дома, и мама замялась, когда он спросил ее, кто на нем изображен. Лицо было не слишком приятное, но, может, виновата старая фотокарточка…
— Кажется… кажется, она была не совсем хорошая? — спросил он.
— Ну, — хихикнул дядя Эндрью, — все зависит от того, что считать хорошим. Люди очень узки, мой друг. Допустим, у нее были странности, были чудачества. Иначе ее не посадили бы.
Иначе ее не посадили бы.
— В сумасшедший дом?
— О, нет, ни в коем случае! — возмутился дядя. — В тюрьму.
— Ой! — сказал Дигори. — За что?
— Бедняжка! — вздохнул дядя. — Ей чуть-чуть не хватало благоразумия. Но не будем вдаваться в подробности. Ко мне она всегда была добра.
— При чем тут это все! — вскричал Дигори. — Где Полли?
— Всему свое время, мой друг, — сказал дядя. — После того, как миссис Лефэй выпустили, она почти никого не хотела видеть. Я был среди тех немногих, кого она продолжала принимать. Понимаешь, во время последней болезни ее стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того, у нас были с ней общие интересы. За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в ее шкафу и принести ей маленькую шкатулку. Стоило мне взять ее в руки, и я прямо затрясся, почувствовав тайну. Крестная приказала не открывать ее, а сжечь, с известными церемониями. Разумеется, я ее не послушался.
— И очень зря, — сказал Дигори.
— Зря? — удивился дядя. — Ах, понимаю. По-твоему, надо держать слово. Резонно, мой милый, очень советую. Но, сам понимаешь, такие правила хороши для детей, слуг, женщин, вообще людей, но никак не для мудрецов и ученых. Нет, Дигори. Причастный к тайной мудрости свободен и от мещанских радостей, и от мещанских правил. Судьба наша, мой мальчик, возвышенна и необыкновенна. Мы одиноки в своем высоком призвании… — Он вздохнул с такой благородной печалью, что Дигори на мгновение посочувствовал ему, покуда не вспомнил дядины глазки, когда тот предлагал Полли кольцо, и не подумал: «Ага, он клонит к тому, что может делать все, что ему угодно!»